Но сейчас чувствует Доброслава, как тянет и стонет лес, как ее зовет. Она бы и рада помочь, но не знает как. Людям еще помочь может, а вот с лесом как – даже и не представить. Лес слишком велик. Доброславу не учил такому никто. Да никто и не знает.
Только боги.
А как у богов спросить?
Надеяться, что боги сами знак подадут? За любую жизнь – другой жизнью расплатиться придется. И если убили хранителя, то нужно… От этих мыслей сердце Доброславы особенно тревожно колотиться начинало. Ведь не случайно Ярослав в ту пещеру спускался, не случайно лодочник его в свою лодку позвал. Нет ведь там никаких пещер, не было никогда. Это боги позвали по тайной тропе прошел.
Жизнь за жизнь. За чужую прерванную жизнь своей ответить надо было. Ярослав тоже в какой-то степени хранитель был, князь, хозяин. Может быть, нельзя мешать было? Доброслава испугалась тогда, сама мужа звать начала, помешала богам его забрать. Такая жертва должна быть по доброй воле, а Ярослав... Откуда было знать? Но все равно смерть уже коснулась его, не смог уйти, и Доброслава не смогла вытянуть окончательно.
Если она виновата? Что теперь? Самой ту пещеру искать? И что? Идти вслед за мужем?
Сейчас Доброслава, пожалуй, на все готова. Только бы помогло.
Только бы понять, как правильно поступить.
В дверь постучали.
Удивительно, даже сквозь дверь Доброслава чувствовала его. Знала, кто пришел. Даже мужа так не чувствовала, а с ним… Ведь ничего же никогда… Никто из них двоих никогда не позволял себе лишнего. Воевода всегда верно служил сначала ее мужу, потом сыну, потом дочери. Всегда рядом. Когда Доброслава только в Синие холмы приехала, замуж вышла, Тихомир сам еще совсем молодым парнем был. Тогда еще не воевода, но Ярослав его всегда выделял за ум, за верность, за отвагу в бою.
Сколько раз Доброслава у него на плече плакала? И как так выходило? Никому другому доверить свои слезы не могла. Как же? Ей не положено, княгиня слезы лить не должна, а должна лицо сохранять, стойкой быть, сильной. Но с ним как-то было выходило. «Поплачь, никто не увидит». И легче становилось.
И сейчас тоже так разреветься хотелось. На шею ему броситься, попросить, чтоб за дочерью посмотрел, чтобы придумал, как быть. Кто еще поможет?
- Едем мы, Доброслава.
Он зашел и стоял теперь перед ней хмуро, смотрел… Тоже ведь ночь почти не спал, круги под глазами, а впереди еще столько всего предстоит.
- Василинку береги, - сказала Доброслава.
Он кивнул. Все сделает. Только в его ли силах?
Глеб тогда без него в лес поехал, он все хотел сам. Да и у Тихомира тогда другие дела были, кто ж знал… Тихомир потом сам долго весь черный ходил, места себе не находил, себя винил. Только что винить? С Ярославом рядом был и не помогло… но как уследить и помешать, если боги Ярослава сами позвали?
И Василина теперь. Ее ведь тоже не остановить, как бы сердце не болело. А отсидеться в тереме все равно не выйдет.
- И себя береги тоже, - тихо сказала она.
* * *
В этот поход Тихомир старался собрать людей даже не самых сильных и умелых, а тех, которые не побегут. Тут разная смелость нужна - чтобы с врагом сражаться и чтобы в дом, где зараза была войти. Рискуешь и там, и там, но риск разный.
А пугаться и бежать сейчас никак нельзя.
Но и глупо подставляться тоже. Нужно спокойно, с холодной головой, осторожно.
Понимал, что сам боится, но старался держать себя в руках. Боится даже близко подойти к Ульвару, потому что никаких гарантий нет. Но очень старался этого не показывать.
