Свешивается декоративная лиана. На ней не повесишься – оборвется. В гостях на «Электрозаводской» лиану я подергал, не оторвал… вы явно не торгаш, румяная от выпивки двадцатилетняя девушка, пихнув меня в спину, сказала.
Я принадлежу науке. А лиана тут крепкая. Голландская? У них знаменитые живые цветы, крепкие искусственные лианы… с вашим любовником вы недавно из Амстердама вернулись? Ах, вы любовница профессора Дикарева, на вас он всех собрал посмотреть. А я вам зачем? Зачем вы меня в спину толкнули? Вы пошутили… шутка вам удалась. Легко на душе у меня незамедлительно стало.
ЕСЛИ я тобой займусь,
не проси, не прикоснусь.
Вес у нее не птичий.
Голос – не голосок.
Дьявол во мне, Леонтий, засел,
в женском срамном месте
он прячется!
И чего мне, заклинанием его извлекать?
Можешь заклинанием. А можешь и рукой!
Рукой я не буду.
Глины, как проблемы,
до скончания века мне хватит.
Из объятий позвонившего мне в квартиру художника Щитохина высвобождался я аккуратно. Не обидеть, не усугубить… одиночество на него навалилось. На меня практически ночью он пришел изливать.
Когда-то у него складывалось. Заказов не было, а подружки были, банки с маринованными огурцами и кабачковой икрой ему из магазина носили.
Стол под водку у меня, Воробьев, чисто русский…
Он не алкаш. Выпивал, закусывал, трезвыми, как стекло, немногие большие художники кистями у холста двигали.
Женщины наблюдали. С задней мыслью об осуществлении прорыва, заработанных деньгах, женщины не мы – они глядят в будущее…
Водку мы пьем. Годы мы набираем. С прибавлением у нас седины вера в нас женщин слабеет, и чем же их заманить? Исполнением роли сестры милосердия?
Кострище… пылай, раз не бог я, а днище…
ЕМУ нужен светлый рай.
По дешевке? Не мечтай.
Отвернувшийся от Сипиандра
Леонтий
чувствует на себе его взгляд.
Способности!
Растут они у меня, невозможное
возможным для меня делают!
Дополнительно чувствую – взгляд у Сипиандра
злобнейший.
Дороговато я запросил?
Колдун я преуспевающий,
за мелочовку, простите меня,
не включаюсь.
Окна выходят на гаражи. Кабинет не поменяют, пустое дело мне рыпаться. В пучину отчаяния не погружаюсь – гаражи неплохие, в чем-то живописные гаражи…
Мне, наверное, повезло.
Не инвалид, не алкоголик.
И член вовсе не маленький.
Приличный средний размер, некоторых нимфоманок и то он устраивал…
Ольга, имя у нее Ольга.
Рабочие отношения были разрушены сексом. В дружеские не перешли. Порванную Ольгой рубашку сам я корявенько зашивал.
Я НЕ гажу у собора.
Всяким гадам не опора.
Возрождать в людях надежду
казалось колдуну Леонтию
достойным всяческой похвалы.
Будет битва, и я не выживу!
Выживешь!
А я из-за болей в сердце до старости
не доживу.
Доживешь!
Ну а мне никакую девку к сношению
уже не принудить. Ослабел окаянный стручок!
Или надежда имеется?
Леонтий молчит. В некоторых
случаях не подбадривать, а угрюмо
посматривать себя вправе считает.
Финансирование нашего института не уменьшат, но оптимизируют. Звучит не очень успокаивающе, крайне тревожно по мне. А в остальном обстановка праздничная – флаги вывешиваются, с портретов первого лица снимается паутина.
День Аграфены Купальницы.
Не он?
Согласен, заготовка целебных банных веников не ведется… да что за бесовство, со славящими президента плакатами нам сказано куда-то идти!
Приказали, я понимаю… и я осознаю. Причем, осознание затемнения государственного ума у меня углубляется.
ТРОПОЙ страха не броди.
