– Зачем мне тебе лгать? – напряжённо повернулась к нему. «Только если самую малость». – Ты отнёсся ко мне по-человечески. Я доверюсь тебе, – а потом наклонилась ближе: – Но и ты не обижай меня.
– Не обижу, – сузил глаза тот. – Но буду строг. Я доверил тебе тайну и боль, а это не терпит легкомыслия.
Он поднялся, сунул свиток туда же, откуда и достал, и произнёс:
– Твоя родословная пока будет храниться у меня. И если будешь говорить, что живёшь в поместье наместника Фенгары, лишних вопросов тебе не зададут и документов не потребуют. Скоро о тебе и так все узнают.
А затем Оциус повернулся и ещё долго смотрел на меня с высоты своего роста.
Я не отводила глаз, в эту самую минуту вверяя себя его заботе и цели. И отпустила его, только когда он первым отвёл взгляд.
– Доброго вечера, Тайра, – прощально склонил голову он.
– А чем мне занять вечер, до сна ещё долго? – поднялась я.
– У дам много занятий: займись вышивкой…
«Вышивкой? Какое бесполезное занятие!» – недоумённо погладила лоб.
– …порисуй, почитай – у меня большая библиотека… Ах да, – и Оциус устало потёр переносицу. – Или подумай о том, чего тебе не хватает, чтобы помочь мне в таком непростом деле. Я не тороплю: это требует подготовки. Но всегда готов обсудить вопросы.
– Чтобы думать, я должна понимать, как у вас всё устроено. Я же ничего не помню из того, как вести такую жизнь… в таком обществе и быту.
– Вот поэтому завтра ты встанешь рано, вместе со служащими, и плотно займёшься учёбой.
– Сама? – удивлённо развела руки.
– Быту, как одеваться, как ухаживать за собой тебя научит Ода. Что-то расскажу и я.
Оциус прощально кивнул и вышел. Я огляделась и пожала плечами:
– Чего я не знаю о быте? Как полы мести? Или как стирать одежду? А ухаживать за собой я и сама умею… Что ж, завтра так завтра. Надеюсь, мне не придётся заниматься стиркой и уборкой, – вздохнула и направилась в свою комнату.
Ко сну всё уже было приготовлено Одой: и ванна, и ночная рубашка, и тонкий глиняный горшок с цветочным рисунком на крышке.
Не найдя ничего лучше, как улечься под тёплое одеяло сразу после ванны, под треск дров в камине я стала рассматривать тени на потолке и ловить ощущения о себе самой.
Я ни по кому не скучала, ничто не тяготило, ничто и не звало, как будто никого и не было в прошлом – мне нравился покой здешнего места. Жило только снедающее любопытство, кем я могу оказаться ещё, на что могу быть способна и как всё развернётся дальше.
Но, уже засыпая, вынесла ещё одну истину о себе: вино на меня не действовало, лишь согревало.
Ода разбудила меня с первыми лучами солнца. Сонную, зевающую, отвела в ванную и неожиданно облила холодной водой. От моего визга, казалось, проснулось всё поместье. Я едва не перевернула ванну от испуга и злости, вспыхнувших огнём и пронёсшихся по телу иголками. Строго-настрого велела Одe больше так не делать и заявила, что впредь сама буду принимать ванну, а её помощь в одевании мне не нужна.
Бедняжка испугалась и молила о прощении так, что, придя в себя, я устыдилась своего тона. Самостоятельный уход за собой не отменила, но насчёт причёсок смягчилась – слишком уж много возни с лентами и шпильками.
Надев простое льняное платье, я оставила волосы распущенными и последовала за Одой. Ей, очевидно, велели посвятить меня в устройство дома и правила поведения за столом. Сервировка вопросов не вызвала, а вот порядок подачи блюд оказался сложнее. Видимо, прежде я питалась не так разнообразно и не в господских домах.
