До завтрака мы обошли почти весь дом. Ода объяснила, где что хранится, какие комнаты под запретом и что нельзя трогать – господин ценил свои вещи. Я заверила её, что старинные книги и карты мне точно не нужны. Девушка всё удивлялась моей неосведомлённости в бытовых вещах: как открывать окна, разжигать камин, включать светильники, в которых, оказывается, не масло или свечи, а белый уголь, служивший намного дольше и дающий более яркий свет.
Наконец, в холле зазвенели часы – скоро подадут завтрак. Я спустилась вместе с Одой и встала у входа в столовую, ожидая Оциуса.
В доме всё ещё стояла тишина, лишь мерное тиканье, исходящее от настенных часов, нарушало её. Я замерла взглядом на циферблате и долго всматривалась в него, словно зная, как работает этот механизм. В голове сами собой нарисовались колёсики, валы, рычаги, пружинки… И за отчётливым тиканьем, их тихий стрёкот был так понятен и узнаваем, будто внутри меня сидел тот же механизм, и он тоже отсчитывал минуты до чего-то неизведанного.
Хозяин дома появился в коротком домашнем халате поверх сорочки и брюк, но в тапочках на босу ногу.
– Пусть Абар срочно почистит новые сапоги, а мастера, что чинил старые, выгнать! – строго выдал он, глядя на Оду.
От этого тона мелодичный стрёкот заглушила досада. Ода сжалась, как мышонок, которого утром мы нашли в кладовой, пропищала что-то нечленораздельное и тут же убежала выполнять указание. Я лишь моргнула и вежливо проговорила:
– Доброе утро, Оциус. Я вижу, ты не в духе?
– Вы! – резко оборвал он.
– Что, прости?
– Вы, – настойчиво произнёс Оциус и, наконец, соизволил на меня посмотреть. Но от его испытующего взгляда по спине пролетел холодок. – Привыкай к новому обращению. Теперь ты обращаешься к королевской особе, будь добра вести себя соответственно.
– Ах, простите, – крестила руки на груди, недоумевая, какая муха его укусила, и сразу заметила, нисколько не робея: – Но я не твоя служанка, чтобы рявкать на меня.
Оциус вдруг переменился в лице, шагнул навстречу и мягко улыбнулся:
– Тебя не поймут, если ты будешь называть меня иначе. Здесь, в поместье, и наедине можешь называть меня Оциус, но, как только мы появляемся на людях, я для тебя наставник Оциус. Иначе нас могут принять за любовников, а это навредит нашим планам.
Пружина внутри ослабла: доводы были логичными.
– Так с чего начнём этот день, наставник Оциус? – выпрямилась перед ним словно прилежная ученица.
– Позавтракаем для начала, – подмигнул тот, и я снова расслабилась.
Повернувшись в направлении столовой, сделала шаг в коридор, но Оциус вдруг тронул за плечо, остановив.
– Женщина всегда следует за мужчиной, особенно в его доме.
– Разве? – скептично нахмурилась.
– Именно так! – самодовольно повёл бровью тот и вошёл в столовую первым.
Я удержалась от сомнительных выводов, видимо, действительно не из благородной семьи, и вошла следом. Как и прежде, он отодвинул стул, и я смогла сесть.
– Женщина может идти первой, только если указывает путь. И в экипаж садится первой, только потому, что с длинными юбками самой ей туда не забраться, – и широко улыбнулся, явно насмехаясь над женской участью носить подобные наряды.
«Видимо, чтобы удобнее красть, а потом бежать, я не носила столь обременяющей одежды. Всё-таки мне нужны брюки… вместо подъюбника», – уверилась я в первом желании ещё на ярмарке заполучить тонкие кожаные брючки.
