– Эге-гей! Затопчете!
Оглушённая испугом, я натянула поводья, выровнялась в седле и огляделась широко раскрытыми глазами.
– Сворачивай вправо! – уже менее громко прокричал кто-то снизу.
Я выглянула из-за шеи Миссии и увидела лохматого светловолосого мальчишку лет тринадцати, который сидел у края дороги, обхватив стопу. Был он таким тощим, что светился насквозь. Но нет, то была прохудившаяся несвежая рубаха. И узкие штанины, подтянутые до колен, не скрывали босых искусанных ног.
– О-о, прости, пожалуйста! – тут же спрыгнула с лошади и сама болезненно приземлилась из-за каблуков на сапожках. Поморщилась и, одёрнув подол платья, присела перед мальчиком. – Это я тебя?..
– Нет, госпожа, я сам на шип наткнулся, – потирая грязную стопу, покачал головой тот и поднял глаза. – Но вы меня чуть не затоптали. Верно отец говорит: незаметный я – пришибить недолго.
Первым заметила крупный застарелый шрам на щеке мальчишки, а потом уже его глаза – огромные, зелёные-зелёные и такие чистые, что мне совсем совестно стало. Но был он взрослее года на три-четыре, чем показался на первый взгляд.
– Давай я посмотрю, – сочувственно наклонилась ближе, видя, что тот не может вытянуть шип из загрубевшей кожи.
– Не надо, госпожа. Вы что? Увидят гвардейцы, сразу высекут. Мне бы надо быстрее убежать отцеда… Ток вынуть бы… – поморщился он, снова ковыряясь грязными ногтями в пятке.
– Почему тебе надо убежать? – удивлённо отклонилась я и мельком огляделась.
– Велено культуру соблюдать, а я вот босой.
– Кем велено? – недоумевала я. – И при чём тут гвардейцы?
– Вы не местная, что ль?
Я неопределённо пожала плечом и невинно улыбнулась, чтобы не спугнуть его расспросами.
– Ну, сам будущий велел, – вскинул палец он, тыча в небо, и по выражению его лица догадалась, что говорит о будущем короле, – чтобы босые по селениям не шастали. Вот гвардейцы ночью и разбрасывают шипы дикого плюща, чтоб такие, как я, дома сидели и людям глаз не тёрли. А мне ж по делам надо. Я посыльным подрабатываю. Вот и приходится потом ноги в кровь раздирать, чтобы вынуть… Эх, вот она, зараза…
Парень, наконец, вынул шип, который выглядел совсем малюсеньким, но длинным – такой вопьётся, сам не рад будешь.
– А почему ты босой? – внутренне поражаясь происходящему, спросила я. – Осень на дворе…
– Дак отец ещё не купил ботинок. А нога-то выросла. Летом-то их и вовсе не надь. Жарко-то. А прошлогодние уже не впору. Вот к зиме и купит, если подкопит дангов.
Меня передёрнуло от озноба, когда представила себя босой на каменной мостовой. Хотя тот, похоже, не жаловался, а выглядел вполне жизнерадостным.
Парень поднялся, воровато огляделся и поправил на плече лямку матерчатой сумы.
– Ну, побёг я, госпожа. Будьте здоровы.
– Погоди, – поднялась и я. – Как тебя зовут?
– И́льям Бо́схе, – зачёсывая пятернёй набок густую выгоревшую чёлку, деловито ответил мальчишка.
– А меня Тайра. Знаешь ли ты, где можно оставить лошадь, чтобы прогуляться пешком? А то боюсь, ещё кого-нибудь затоптать, – с виноватой улыбкой погладила шею Миссии.
Ильям оглянулся на лошадь, восхищённо покачал головой и сказал:
– Лошадь-то у вас породистая. Бросать её где попало не стоит. Но мне ж нельзя показываться тут. А вам-то не по закоулкам шастать… э-э, гулять, госпожа, – тут же исправился он, настороженно втянув голову в плечи.
Я украдкой улыбнулась его просторечию и пугливости и сунула руку в кармашек платья.
