Во втором классе я на месяц перестала говорить. С каждым днём я говорила всё меньше и меньше, пока окончательно не умолкла. Джерм утверждала, это был мой безмолвный вопль о помощи.
Мама дома не обращала на это внимания, если вообще замечала, а когда учителя её об этом спрашивали, уклончиво отвечала, что со мной работают врачи, а когда об этом спрашивал сам врач, заверяла, что помогают учителя, но всё это было ложью.
Джерм же из кожи вон лезла, чтобы заставить меня говорить, размахивала перед моим носом любимыми конфетами, требуя, чтобы я попросила. Но я была непреклонна. Тогда она начала заполнять молчание своим голосом, говоря чаще, чтобы я могла говорить реже. Словно взяла на себя всю тяжесть слов, которые мне было трудно произнести.
А затем, рассказывая мне однажды о своём велосипеде, она вдруг прервалась, сделала глубокий вдох и сказала совсем другим тоном:
– Роузи, завтра всё будет по-другому. Утром ты со мной поздороваешься, спросишь меня о чём-нибудь, и на этом всё. Пора вернуться в мир.
Для меня осознание того, что завтра мне снова придётся говорить и вести себя как нормальный человек, стало ушатом ледяной воды. Мне одновременно хотелось этого и нет.
Сейчас, держа в руках книгу с выведенным маминой рукой названием, я испытала нечто подобное. Как будто передо мной открылась дверь, куда мне не особо хотелось заходить, но выбора не было.
Я села на пол и дрожащими руками открыла «Руководство по Вселенной охотницы на ведьм». И пролистнула страницы.
Книга сама по себе была не очень толстой, но страницы плотно заполняли рисунки и строчки текста.
И ведьмы. Их здесь было полно. Первые двадцать шесть страниц посвящались тринадцати ведьмам: некоторые выглядели безобидно, другие – откровенно злобными. На странице справа шло описание, сделанное разными почерками и в разное время, судя по тому, что часть строчек выцвела, а на странице слева помещался портрет, выполненный рукой моей мамы. Все портреты были тщательно прорисованы и оттенены углём. На одних ведьмах были безумные наряды, они корчили гримасы или показывали язык, другие же пугали спокойным выражением лица и пустыми глазами убийцы. Зеленоватая ведьма, прижимающая к груди сумку с золотом, высокий мужчина в деловом костюме в компании волка, женщина с целым ожерельем из часов, бородатый мужчина с горстью пауков (его портрет был перечёркнут крест-накрест). Имена тоже были под стать: Жадина, Лицемера, Скорбец, Лепет, Мисс Ярость, Хаос, Угодния, Безумная Мейбл, Капканщик. Из-под маминой талантливой руки они вышли такими же реальными, как прохожие на улице, только абсолютно чудовищными, со злыми глазами и угрожающими улыбками.
Я продолжала листать книгу, пока не наткнулась на рисунок, заставивший мои пальцы замереть. На меня смотрела женщина с отчаянными зелёными глазами, под которыми пролегли густые тени. Её всю покрывала паутина, бесчисленные мотыльки и гусеницы сидели у неё на плечах, липли к рукавам, выглядывали из-за волос. От её вида лица душа уходила в пятки, но при этом оно было поразительно незапоминающимся, с теми особыми чертами, которые ты можешь видеть сотню раз, но ни за что потом не узнаешь. Этот портрет выглядел самым законченным из всех, мама наверняка потратила на него уйму времени, вероятно, больше, чем на все остальные.
