Девушка вынырнула из воспоминаний, надкусила с другой стороны яблоко и продолжила вглядываться в непривычные буквы. На том, чтобы изучать грамоту, тоже настояла Заря. Принесла учебник, взяв обещание, что получит его обратно, когда придет время учить Мала, и несколько листов плотной желтоватой бумаги. Вместо ручки предложила использовать кусочки древесного угля, поскольку писать пером Алене показалось еще сложнее. Объяснила, как читается та или иная буква.
Егор тоже не остался в стороне, став невольным свидетелем того, как Алена пыталась разобраться в особенностях алфавита. Не высмеял неграмотность девушки, а предложил помощь. С тех пор приезжал раз в неделю. Перекинувшись несколькими словами с Найденой, садился рядом с ее внучкой и учил как ребенка читать и писать.
…Ветер за окном все усиливался, раненым зверем завывал в трубе. Дождь сменился мокрым снегом. Резко стемнело.
Алена плотнее закуталась в кофту-душегрею и вновь погрузилась в таинственный мир витиеватых букв, отдаленно напоминавших санскрит[2].
Резкий стук в дверь напугал, заставив сердце биться быстрее, набатом отозвался в душе. Может, ветка, падая, ударила в окно? Надо бы закрыть снаружи ставнями, пока не выбило слюду[3], и без того не жарко.
Стук повторился вновь, заставив девушку оставить порядком надоевшее занятие и выйти в сени.
– Кто там? – спросила она.
– Открой, Отцом Небом и Матерью Землей заклинаю.
Ритуальные слова могли произнести только люди. Нечистые духи боялись поминать богов. Значит, о помощи просил человек. Так и есть. Стоило только открыть дверь, как показался среднего роста мужичок Он не стал входить в дом, лишь переступил порог, поклонился.
– Жена вторые сутки родами мучается. Боюсь, помрет. Помоги.
Алена опешила, отступила на шаг назад и едва не столкнулась с Найденой.
– Явился? – неприветливо спросила та. – Говорила вам со Светлой, что троих хватит, а вы четвертого заделали.
– Пятого, – пробормотал мужик, понурив голову. – Детей боги дают. Разве можно иначе?
– Можно думать головой, а не…, – не стала продолжать травница, бросив взгляд на внучку. – Сколько раз говорила! Сколько предостерегала!
– Так мы это…
Найдена больше не слушала его. Быстро оделась, одновременно объясняя, что ей нужно. Взяла корзину с крышкой, в которую ее ученица сложила все необходимое и поспешила следом за гостем.
– Бабушка, не ходи, – попросила Алена. Жаль было бедную роженицу, но еще сильнее Найдену. – Хотя бы возьми меня с собой.
– Вот еще! Девка, не баба. Такого насмотришься, что ни замуж не пойдешь, ни рожать не захочешь. Запрись изнутри и сиди дома. Если что, Кузю зови. Он в обиду не даст.
Мелькнула серая свитка. Тревожно заржала лошадь. Ветер швырнул в открытую дверь пригоршню колючего снега. Алена осталась одна. Опустила деревянный засов. Вернулась в комнату. Зажгла свечу. Поставила на стол рядом с открытой книгой. Попыталась отвлечься. Буквы расплывались перед глазами, не желая складываться в слова. Смысл написанного ускользал. Мысли путались.
Алена не заметила, как задремала, но сон, поверхностный, тревожный, не принес ей облегчения. Только разболелась голова и затекли мышцы.
Девушка встала, потянулась до хруста в костях, умылась прохладной водой. Закрыла задвижки[4], хотя это уже не имело смысла: ветер выдул все тепло из печи. Ох, и попадет ей от Найдены за то, что не досмотрела.
Алена принесла дров, выгребла уже остывшие угольки вперемешку с золой и заново затопила печь.
