– Плохая примета, – пробурчал Кузя. – Огонь не должен гаснуть.
– Знаю, но что теперь? Не думай о плохом, оно и не случится, – ответила девушка. – Сам-то где был? Почему не присмотрел за домом?
– Сам, сам! Что без меня будешь делать? – нахмурил брови домовой. – Найдену ходил встречать. Снегу намело, ничего не видать.
Алена старалась не подавать виду, но беспокоилась о бабушке не меньше Кузьмы. Тот, хоть и был духом, не мог далеко отойти от дома, а она не знала, в каком направлении искать.
На улице уже рассвело, метель успокоилась, а травница все не возвращалась. Наконец, когда ее внучка уже была готова сорваться на поиски, дверь отворилась. Найдена неловко перешагнула через порог, споткнулась, едва не упала. Опершись о стену, кое-как разулась, скинула припорошенную снегом свитку. Шаркая ногами, подошла к кровати.
– Не трогай меня. Устала я, отлежусь немного, – попросила пожилая женщина.
Не переодевшись, рухнула на постель, отвернулась к стене. Алена не стала ни о чем спрашивать. Укрыла бабушку теплым лоскутным одеялом и занялась делами. То и дело поглядывала в сторону Найдены, ставшей внезапно такой хрупкой и беззащитной.
Главное, что она дома, вернулась, успокаивала себя девушка. Остальное наладится.
***
Найдена третьи сутки не вставала с постели. Ничего не ела, с трудом пила приготовленный внучкой чай. От сухого, надсадного кашля, казалось, разорвется грудь. Травы не принесли облегчения, как и теплое козье молоко, за которым Алена специально ходила в село. Коз держали немногие, но на выручку вновь пришел Егор: сходил к знакомым, попросил помочь, а после на санях довез девушку до леса. Дальше проехать не смог, но ей и этого было достаточно. Простившись с парнем, она поспешила домой.
Найдену мучили то приступы кашля, то крупная дрожь сотрясала тело. Старушка куталась в одеяло, но никак не могла согреться. Бредила, все просила кого-то об отсрочке. Забывшись неглубоким сном, то и дело вздрагивала, стонала и просыпалась. Только к концу недели пришла в себя и попросила воды. Алена заварила ягод земляники, немного остудила, добавила мед. Придерживая большую глиняную кружку, настояла на том, чтобы бабушка выпила как можно больше. После села рядом, так и не отпустив ее руки.
– Как же ты меня напугала! – призналась девушки. – Больше никуда тебя одну не отпущу. О других думаешь, а себя не бережешь.
– Вот еще! – привычно возмутилась старуха, слабо улыбнувшись. – Мала еще, чтобы учить старших. Да и пожила я уже на свете, немолода…
– Скажи еще, что смерти не боишься.
– Помирать всегда страшно, – согласилась Найдена, сжав руку внучки. – Хоть в двадцать лет, хоть в девяносто. Не верь тому, кто скажет, что это не так. Как бы плохо ни было, в душе человека всегда живет надежда, только кто-то постоянно видит ее свет, а кому-то эта истина открывается только при смерти. Вот тогда-то и начинаешь жалеть обо всем, что не сказал или сказал в сердцах, обо всех нанесенных обидах и признаниях, которые так и не были произнесены.
Травница замолчала, тяжело дышала. Воздух с хрипами вырывался из груди. Короткая речь, казалось, совсем лишила ее сил. Алена, обхватив ее запястье, считала пульс. Один, два, три, четыре. Кровь медленно, словно нехотя, струилась по венам.
– Слышишь ли? – спросила Найдена.
Девушка слышала, но не голос растений, а песню крови. Она стучала осенним дождем по крыше и откосам, но с каждым мгновением становилась все тише.
