Не дождавшись ответа, девушка осторожно высвободила руку, но не испытала радости, получив свободу. Ей бы воспользоваться возможностью и сбежать, тем более, что дождь, наконец, закончился, но она осталась. Жалость ли, совесть или иное чувство не позволили ей бросить раненого. В темноте она не могла ему помочь, только хуже бы сделала. Рассудив, что утро вечера мудренее, Алена кое-как устроилась, свернулась калачиком и не заметила, как уснула.
Во сне она слышала странные звуки: скрип деревьев, уханье совы, чьи-то стоны. Они казались настолько реалистичными, будто Алена спала не в своей комнате в доме бабушки, а на улице. Девушка открыла глаза, несколько раз моргнула, надеясь, что сейчас проснется, но чудо не произошло. Она по-прежнему находилась в лесу. Воздух заметно посвежел. С мокрых листьев падали капельки воды, стоило только ветру коснуться их. Шум, клекот, трели птиц заполнили все пространство.
Алена привстала с земли. Яма, в которую она неудачно скатилась, благодаря нависшему над ней дереву, превратилась в неплохое укрытие. Позволила спрятаться от дождя ей и раненому незнакомцу.
– Эй! – позвала девушка и замолчала, забыв, как дышать. Больше всего боялась, что мужчина не пережил ночь. – Ты…
– Живой я, – отозвался он. Кое-как принял сидячее положение и даже попытался улыбнуться. Улыбка на грязном изможденном лице больше напоминала оскал. – Спасибо!
– За что? А, ладно! Давай хоть осмотрю тебя, горе луковое.
– Почему луковое?
– Не знаю. Бабушка так говорила. Наверно, потому, что от лука плакать хочется. Ну, что замер? – спросила, когда незнакомец не двинулся с места. – Опять кикиморой называть будешь? Боишься, что погублю?
– Не боюсь, – ответил мужчина негромко. – Красивая ты… Сам пошел, коли позвала бы…
Вряд ли эти слова можно было назвать комплиментом, но они прозвучали так искренне, что Алена невольно смутилась. Отвела взгляд, сделала вид, что ничего не услышала, и продолжила деловым тоном:
– Рассказывай, что болит.
– Крови не боишься?
Девушка отрицательно покачала головой. Раз они говорили на одном языке, значит, и жест ее должен был понять верно.
Мужчина неловко повернулся спиной. По грязно-коричневой рубашке расползлось красно-бурое пятно. Из прорехи торчал какой-то металлический предмет с острым концом.
Алена не сдержала вздоха. Прикусила костяшки пальцев, чтобы не закричать. Протянула и тут же отдернула руку, боясь прикоснуться и причинить лишнюю боль.
– Все-таки боишься, – произнес незнакомец.
– Нет, – соврала она, только голос немного дрогнул. – Но никогда не видела такого.
– Помоги вытащить стрелу. Я не могу сам, наконечник мешает… Я протолкну древко, тебе нужно выдернуть его. Потом надо прижечь рану.... У меня есть кремень, нож. Костер после дождя разжечь тяжело…
– Что? Нет, я не смогу!
– Прошу, помоги…
Мужчина обернулся. Алена впервые смогла рассмотреть его при свете дня – осунувшееся лицо, впалые щеки, потрескавшиеся губы. Только ярко-синие глаза светились надеждой. Отказать ему, значит, обречь на медленную смерть.
– О, Господи! Я… Я постараюсь, если подскажешь. Только потом не жалуйся, – смирилась она с неизбежным и снова вздохнула.
Понимая, что здесь, в темноте укрытия, недостаточно света, настояла на том, чтобы они выбрались наружу. Благо, яма была неглубокой, но раненому и это простое действие далось с трудом. Опираясь здоровой рукой, он выбрался наружу, устроился рядом с тем же деревом. Ни стона, ни вздоха, только плотно сжатые побелевшие губы выдавали его состояние и то, каких усилий ему стоило подняться.
