Воспоминания (1916-1936) - страница 11



Когда мне исполнилось 5 лет, мама отдала меня в частную школу изучать французский язык. Старая княгиня с дочерью жила в огромной квартире в старинном доме на Воздвиженке. Их почему-то не уплотнили. Занятия вела старушка. Учеников было человек 5. Я запомнила только Колю Шереметева, сына графа. Шалуном этот Коля был сверх меры, без конца и края издевался над старушкой.

Как-то я заболела и несколько дней не ходила на занятия. Когда тётя Катя привела меня, мы увидели чёрную крышку гроба на лестничной площадке – умерла старая княгиня. Меня это потрясло: я подумала, что это мы, ученики, убили её свои поведением. Меня начали преследовать кошмары. Мама стала водить меня в церковь на все похороны, приучая не бояться покойников.

Однажды на Рождество я была в гостях у Коли Шереметева. Было очень весело, была огромная ёлка, масса подарков и прекрасное угощение, игры и танцы. Праздник кончился, всех детей увели домой, а за мной никто не приходил. Я крепилась, крепилась и разрыдалась: забыли все меня, никому я не нужна, никто меня не любит! Меня уже одели и собирались проводить домой, как раздался звонок и вошла тётя Катя. Я бросилась к ней, громко рыдая. Но эта обида долго не забывалась.


ДНИ РОЖДЕНИЙ

Мой день рожденья всегда был для меня страшным днём, почти ежегодно в этот день случались какие-нибудь несчастья: то я болела крупозным воспалением лёгких и 16 ноября наступил кризис с клинической смертью, то случился пожар, то кровь горлом хлынула…

После того, как я переболела воспалением лёгких и чуть не умерла, родители решили, что меня необходимо вывезти на природу. У маминого приятеля, священника о. Сергия Орлова был свой дом в деревне. Он поехал туда на лето с дочерью Шурой лет 15-и и взял меня. Деревня мне очень понравилась.

Раньше бабушка иногда брала меня на пару летних недель в Черкизово к своим родственникам по матери. Там был деревянный дом, садик и огородик, можно было бегать босиком, пока мать не видит. Но у о. Сергия всё было ещё лучше: и деревянный дом в саду, и огород. А по утрам солнце ярко светило сквозь цветные стёкла ведущей в сени двери, и эти стёкла красивыми зайчиками отражались в белом, до блеска выскобленном полу. Доски нагревались, и дом наполнялся ароматом соснового леса.

Вставали рано, с петухами и шли на речку купаться. Потом завтракали в саду и шли в лес за ягодами и грибами. После обеда вечерня, ужин и сон. Правда, сон не всегда был крепким. Незадолго до нашего приезда в кухне на печке скончалась мать батюшки. О. Сергий не смог приехать на отпевание, и теперь по ночам в кухне гремела посуда, а утром нашему взору представал полный разгром.

Рядом с кухней располагалась большая «зала», а из неё дверь вела в маленькую спальню. Батюшка спал на сеновале, а Шура и я – в спаленке. Часто по ночам мы просыпались от шума в «зале», а утром находили всю мебель сдвинутой с мест. Несколько раз о. Сергий служил молебны в доме, но это не помогало. По деревне поползли слухи о привидении.

Когда мама узнала об этих ужасах, она примчалась в деревню, чтобы забрать меня. О. Сергий с Шурой тоже решили уехать. Накануне отъезда мы с Шурой пошли в соседнюю деревню проститься с Шуриной тёткой. Возвращались на закате, в сумерках. Шура несла большой бидон с мёдом. Прошли лес, вышли на луг. Сзади подул холодный ветерок, Шура оглянулась, охнула, побледнела и упала ничком в траву. Бидон покатился, издавая изрядный грохот. Я тоже оглянулась, но увидела только белое облачко, мелькнувшее на фоне леса. Наша деревня была уже рядом, женщины гнали стадо домой, услышали грохот катящегося бидона, увидели упавшую Шуру. Подбежали, подняли её, а она не может идти. Кое-как довели до дома, там батюшка спрыснул её с уголька. [Это суеверие – опрыскивать налитой на уголь наговорной водой, чтобы избавить от порчи, сглаза.] Всю ночь мы не спали, Шура плакала и уверяла, что видела бабуленьку. Утром уехали в Москву.