Воспоминания (1916-1936) - страница 9

А Катю отец выдал замуж за подполковника, немолодого финна по фамилии Викгорст [На самом деле Илиодор Фёдорович Викгорст был сыном эстонских немцев]. Вскоре зять был удостоен звания полковника, а потом и генерал-майора. Любви особой не было, но жили они в мире и согласии. Году в 1911-м пошли в кино. Во время сеанса Катя почувствовала, что муж медленно падает на неё. Она закричала, прибежавший врач констатировал скоропостижную смерть. Осталась вдова-генеральша в огромной квартире со служанкой Машей.

Заболела тётя Катя оспой, была при смерти, но Маша не оставила её, выходила, а сама заразилась, и её отправили в больницу. Жутко было еле волочившей ноги тёте Кате в пустой квартире, но вдруг раздался звонок. На пороге стоял оборванный мальчуган лет 12-и. Назвался племянником генеральши. Была у неё двоюродная сестра по матери Вера Ложкина. Муж Веры сбежал из России, оставив жену с двумя детьми. Вера пошла работать почтальоном, носила почту по окрестным деревням. Простудилась и умерла. Сына и дочь определили в детдом. И вот мальчуган, удрав оттуда, заявился к тётке. Рада она была приходу Бориса. Сначала он обслуживал её, потом она сама взялась за хозяйство. Однажды ушла на рынок, возвращается – дверь в квартиру настежь, сундуки открыты… Исчез Борис и масса ценных вещей.

Погоревала тётя, поохала, а тут пришли её уплотнять: оставили ей одну комнату, а в других поселили несколько рабочих семей. Написала тётя обо всём своему брату Дмитрию в Москву и получила приглашение приехать погостить. Да так и осталась в его семье, только съездила за вещами, но, кроме двух сундуков, уже ничего не нашла. Поселили её в папином кабинете.

В соседнем доме [№ 38 по Остоженке] в помещении бывшего кадетского корпуса разместился рабфак. Туда Екат. Влад. поступила делопроизводителем. Привезли на рабфак киноустановку и стали крутить кино. Трижды тётка брала меня на это чудо того времени. Первой картиной была французская сказка о том, как в городе развелась масса белых мышей, и жители не могли от них избавиться. Но вот в городе появился юноша, заиграл на дудочке, и все мыши ушли за ним. А юноша вернулся в город и женился на принцессе. Я была поражена увиденным, долго вспоминала и пересказывала фильм. Второй была картина «Руслан и Людмила». Мне прочли поэму до посещения кино, и особого впечатления эта картина не произвела. Третьим фильмом был «Домик в Коломне». В маленьком домике на окраине города помещалась революционная явка. Дочка старой хозяйки полюбила одного из революционеров и убежала с ним. Когда они переплывали озеро, их окружили жандармы. Молодой человек перевернул лодку, и они утонули. Вот эта-то картина поразила воображение маленькой зрительницы. До самого отъезда из Москвы моей излюбленной игрой был «домик в Коломне». Если не было партнёров, я играла с «бутошной» Тиль Иванной (откуда она взялась, до сих пор не понятно).

Вскоре после приезда тёти Кати в Москву приехала и её служанка Маша. Она поступила служить в семью Чинтуловых. Два друга – Чинтулов и Цейтлин – жили у тёти Кати в Петербурге, когда её уплотнили. У болгарина Чинтулова был сын Юра. Маша приводила его играть со мной и меня возила на Спиридоновку к Чинтуловым.

На углу Остоженки и Штатного пер. была бакалейная лавка купца Толмачёва, рядом – какое-то революционное учреждение, где заседал Троцкий и работал отец Юры. [Иван Дмитриевич Чинтулов в 1920–1921 гг. служил в Штабе РККА]. Он заранее знал о приездах Ленина. Мы с няней бежали туда и наблюдали, как Ленин выходил из машины и входил в подъезд. Потом шли домой и няня учила нас с Юрой петь: «Часы ходят, часы бьют, службу Ленину несут» А однажды Чинтулов достал для нас с няней и Юрой билеты на большое гулянье, устроенное в Александровском саду в честь Октябрьской годовщины. Было много интересного. Летали цеппелины [дирижабли] и сбрасывали кульки с угощением. А потом весь народ ринулся в середину сада. Там был устроен деревянный помост, на котором выступал Ленин. Няня с нами не попала в первые ряды. Она взяла меня на руки, но мне всё равно было плохо видно. И я заревела благим матом: «Ленина хочу!» Он это услышал, прервал речь и попросил: «Товарищи, пропустите няню с ребёнком!» Люди расступились, няня подошла ближе, Ленин нагнулся, улыбнулся и погладил меня по голове.