После перегруппировки и ещё одной длинной речи Ренамира подразделения лёгкой пехоты были разделены на маленькие группы по 5 человек, возглавляемые временными командирами и созданные для помощи местным жителям, пострадавшим от осады. Незнакомец в шлеме с коротким стальным гребнем возглавлял отряд Нори и повёл своих подчинённых в южную половину города, но как только стало известно направление, Нори окликнул его:
– Командир!
– Да? Что такое? – спросил тот и обернулся.
– А мы не могли бы вернуться в северную половину или… могу ли я пойти в другой отряд?
Нори не знал, насколько прямым ему стоит быть, и говорил с заметной робостью.
– Что не так с нашим отрядом? – усмехнулся командир и оглядел других солдат, стоявших рядом.
– Ничего, просто… – Нори запнулся и проглотил свою неуверенность вместе со скопившейся от волнения слюной. – Я… местный. И мой отец лежит непогребённый в северной части города. Я не могу похоронить его уже неделю.
– Боги… – прошептал один из солдат и опустил взгляд.
Командир отряда задумался, упёр руки в пояс и вздохнул. Он глянул на помрачневшего Нори и слегка улыбнулся:
– Ренамир не предупреждал, что уже набирает новобранцев из Тагервинда. Но он сказал нам помогать местным, а раз ты один из них… пожалуй, мы можем помочь именно тебе.
Нори вдруг почувствовал поддержку, которую ему оказали не ради забавы и не потому, что так было приказано, а по собственному желанию и по осознанно принятому решению. Он как будто сразу просиял, кивнул несколько раз и сбивчиво ответил:
– Это… было бы… я не знаю, чем смогу отблагодарить вас, но буду в вечном долгу!
Командир рассмеялся, похлопал его по плечу и сказал:
– Прям уж в вечном! Не зарекайся, парень, пока кто-нибудь не воспринял твои слова серьёзно.
Убеждать остальных не пришлось: с удивительной солидарностью и даже чувством долга солдаты следовали за печальным новым товарищем к мастерской его отца. Видя это, Нори задумался об ошибке всех врагов в этом мире: людям внушают, что их военные противники – зло, что они сожгут их дома и заберут их детей, как в страшнейших слухах и трактирных россказнях, но за каждой стеной, за каждым щитом стоит просто человек, исполняющий приказы и пытающийся не сойти с ума от тех вопросов, что роятся у него в голове после каждого боя. У любого воина могут быть семья, прошлое и будущее, не зависящие от того, какой герб виден на его потёртом сюрко, и каждый может искренне верить в то, что делает мир лучше. Возможно, приход Ренамира в Тагервинд был не просто дерзкой узурпацией власти над провинцией, а началом новой, светлой эпохи – но откуда это было знать простому сыну горшечника?
Четверть часа отряд Нори шёл по городу, осматриваясь, поддерживая и успокаивая людей. Солдаты Ренской империи старались выглядеть дружелюбными, а те, что не старались и не хотели – просто держались в стороне и ждали, когда можно будет отправиться дальше, за следующим замком.
Нори привёл свой отряд к мастерской и обнаружил дверь по-прежнему отворённой. Он пересёк порог и увидел на потолочной балке обрубок петли, на которой повесился его отец. Нори тяжело вздохнул и на секунду закрыл глаза. Командир отряда прошёл рядом с ним и осмотрелся. Он коснулся пальцами висящей на потолке верёвки и обернулся к Нори со словами:
– Тяжело он принял новость о войне, да?
Нори молча кивнул. Он медленно, чувствуя упадок сил и духа, прошёл на задний двор и увидел там яму, которую недавно выкопал сам. Лопата так и лежала на куче земли, ожидая, когда могильщик возьмётся за неё и закончит начатое. До носа добрался трупный запах, выносить который было почти невозможно. У Нори задрожали руки, а внутри всё сжалось с такой силой, будто его сдавили огромными щипцами. Неопределённость будущего, тревога и страх всегда тяжело сносятся людьми, но нет ничего тяжелее горя и скорби от утраты близких. Теперь Нори отчётливо это понимал, и ему хотелось молиться, чтобы он больше никогда не испытал того, что чувствовал, стоя перед могилой своего отца.
