– Всё сказанное Ренамиром – правда. За последние дни мы провели десятки часов в беседах, рассуждениях и спорах… остались вопросы, в которых мы согласия так и не достигли, но каждый из нас должен думать не только о себе, но и о людях. Я смирился и решил… что останусь демилордом, подтверждённым Ренамиром, в его подчинении. Пусть моя гордость вечно грызёт меня за эту личную капитуляцию, но я делаю это ради вас, жители Тагервинда. Потому что никто не знает этот город так, как я, и никто не сможет лучшим образом объединить эти знания со стремлениями и целями… – он сделал паузу, вздохнул и посмотрел на Ренамира. – Новой власти.
Люди ликовали, бросали головные уборы и выкрикивали имена обоих правителей. Гилмор, видя это, был искренне рад и не скрывал чувств. Ренамир же стоял со спокойной, гордой улыбкой и ждал тишины.
– Но ваше высочество! – выкрикнул вдруг кто-то из толпы.
– Да? – переспросили синхронно Гилмор и Ренамир, после чего неловко переглянулись.
– А как же совет? Что они скажут обо всём этом? – беспокоился один из горожан.
Гилмор задумался на секунду и уверенно ответил:
– Моя забота – судьба Тагервинда. Совет – дело нашего нового… императора.
Подрагивающие мышцы лица и паузы в речи выдавали в Гилморе тяжесть, с которой он признавал власть молодого Ренамира. Эта жертва была для него не столь мала, как он хотел бы изобразить, а сам император пока ещё по старой привычке довольствовался этой маленькой моральной издёвкой над бывшим врагом, преклонившим колени.
– О Совете я позабочусь, можете не переживать, – спокойно сказал Ренамир. – Пока они найдут в себе силы объединиться, я уже сотру их с карты поодиночке. Не захотят сражаться – приму под своё знамя без боя, хотя лорды всё равно будут казнены; захотят защищать свой дом – осадим, как осаждали все прошлые города. С теми, кто ни говорить не станет, ни меча обнажать – разговор будет особенно коротким. Быть может, среди них найдутся ещё достойные люди вроде Гилмора, но я в этом сильно сомневаюсь.
Из речи Ренамира казалось, будто он, несмотря на свои демонстративные блага, милосердие и снисходительность, наслаждался войной – ему нравилось уничтожать своих врагов, но это удовольствие ему доставляли именно смерти лордов, а не простых людей.
Далее последовали обсуждения новых законов, уточнения положений и раздача титулов. Нори спокойно просидел это время на крыльце и размышлял о том, какое место в этом мире теперь у него: стоит ли ему остаться солдатом и обрести славу на поле боя или попробовать убедить Ренамира отпустить его в скором времени? Как бы то ни было, сейчас выбора не оставалось, кроме альтернативы любому испытанию в жизни: бежать, пока ноги не сотрутся в кровь, пока в горле не пересохнет настолько, что произносить тщетные молитвы станет невозможно; бежать настолько далеко, насколько хватит сил, и питаться одной лишь надеждой на чудо. Этот вариант Нори предпочитал не рассматривать, потому как последние дни его жизни говорили о явном отсутствии удачи. Попутный ветер судьбы закончился в тот момент, когда Нори упал в Таг с северной стены, и вместо него началось бурное течение непредсказуемых событий.
Когда толпа стала расходиться, Нори размял ноги, затёкшие в не разношенных сапогах, поднялся и решил, что до новых сборов и приказов может отправиться домой. Поглядывая на солнце, падающее за городскую стену, Нори шёл по знакомой улице и видел на лицах людей искреннюю радость: солдаты Ренамира до верху забили городские таверны, а некоторые из них продолжали помогать коренным жителям Тагервинда даже сейчас, после чего оставались в качестве гостей в их домах, где потом и ночевали. Большая часть армии, не пожелавшая нежиться в городе и налаживать общение с тагервиндцами, осталась за стеной, в массивном палаточном лагере – там они не радовались миру, а готовились к войне: точили оружие, тренировались, заранее изготавливали детали для осадных машин, чтобы затем просто собрать их из частей, а также охотились, забирали урожай с разорённых окраин и оставляли его в запасах армии. Ренамир знал обо всём этом, но ради поддержания лояльности иногда позволял солдатам делать то, что они хотят – в пределах его собственных указаний, разумеется. Через месяц наверняка выяснится, что девушки, жившие за стеной, подозрительным образом забеременели сразу после осады, а у их родителей куда-то вдруг исчезли припасённые мешки с мукой, но скажет ли кто-то из них правду – определит борьба двух чувств: страха перед лордом и жажды справедливости.
