– Почему тебе это не даёт покоя? – спросил парень, глядя на падающее за горизонт вечернее солнце.
– Потому что ты сделал что-то… не соответствующее тебе самому. Ты превзошёл все мои ожидания, а я очень редко так ошибаюсь.
Нори пожал плечами и снова отвёл взгляд, задумчиво бегая глазами по крышам домов Тагервинда:
– Больше всего меня поражает то, что ты этому так приятно удивлена или даже рада. Я уверен, что совершил нечто низкое, мерзкое… что я опозорил свой род, а ты…
– «Опозорил свой род» – насмешливо спародировала Талька и рассмеялась. – Ты всё-таки болван, я снова ошиблась. Ну какой род, тупица, ты сын горшечника, отца-одиночки, единственный ребёнок в семье, которая ничем не отличается от любой другой семьи! Нет больше рода, остался только ты, и ты – выжил! Да ты не только не «опозорил», ты доказал, что ты самый дерзкий и способный из всех!
Нори широко раскрыл глаза и удивлённо смотрел на неё, а Талька продолжала:
– Подлость ли – выбирать сторону победителя, если изначально выбор стороны тебе не предлагали? Я уже объяснила, в какой войне ты должен победить, заморыш мой юный, а вот это вот всё… – она окинула широким жестом поле недавнего боя за Тагервинд. – Это не наша война. Это война двух знамён, в которой одно знамя побеждает другое и пришивает к себе новый кусочек. Чем больше у него кусочков, тем легче будет поглотить и пришить к себе все остальные. Сильно сомневаюсь, что Ренамир ограничится этим континентом. История говорит о том, что завоеватели живут своим делом – если он захватит один замок, то сможет захватить и второй, и третий, и десятый. Пока кто-нибудь не прирежет его во сне и не перевернёт всё с ног на голову. А знаешь, кто это сделает?
– Кто? – с любопытством и тревогой переспросил Нори.
– Кто-то такой же, как ты, – она ткнула его пальцем в грудь и поднялась на ноги. – Кто просто хочет жить сегодня лучше, чем вчера, или вообще жить хоть как-то, вместо того чтобы сдохнуть в канаве. Вот, скажи мне, где сейчас Сабир? Хотя нет, не говори. Если он не здесь, то это уже не важно.
Талька направилась вниз, обратно в город, и Нори тут же последовал за ней. По пути до трактира она сказала, что попробует перевестись в его полк, чтобы приглядывать за ним, и с каждым её словом удивление Нори только нарастало: из-за самого сомнительного поступка в его жизни Талька вдруг привязалась и стала поддерживать его, как друг. Друг – последнее слово, которое Нори был готов к ней отнести до сегодняшнего вечера, но теперь всё изменилось.
Талька осталась в трактире, а Нори, обдумывая все её утверждения, отправился в свой пустующий, тёмный дом. Когда он открыл дверь, то обнаружил, что угли в печи тлели после недавнего пламени, а на его кровати в углу лежал крупный силуэт.
– Какого… – напрягся Нори и потянулся к рукояти меча, как вдруг силуэт вскочил и затрясся в хаотических жестах.
Нори разглядел в нём полураздетого солдата Ренской империи – рядом с кроватью стояли его сапоги и лежала кираса.
– Эй-эй, ты чего, я просто… – заговорил этот человек. – Я думал, этот дом заброшен, убили хозяина или вроде того, вот и зашёл переночевать! Мне… не досталось ночлега, раньше у семьи одной перебивался, но сегодня у них родился ребёнок и… спать там невозможно, ты бы это слышал!
Нори вздохнул, закрыл за собой дверь и бросил в печь пару поленьев и палок из поленницы в углу комнаты. Он сел на маленький табурет у печи, разворошил угли кочергой и посмотрел на пустующую кровать отца. Солдат за его спиной принялся спешно застёгивать снаряжение и бормотать дрожащим голосом:
