Гарфункл медленно прикрыл глаза, ощущая, как работает его слюнная железа.[12]
– Ты что, боишься, что я тебе туда что-то подмешал? Хочешь, я сам попробую? Правда, я после этого завалюсь спать, потому что там снотворное. Больше ничего, честно. Ведь ты же сам понимаешь, что жить среди трупов – это не очень хорошо, поэтому я и хочу перевести тебя в удобную камеру. А вести тебя туда в сознании я, если честно, побаиваюсь: ты вон какой большой. К тому же есть в этом какая-то романтика, когда заключённый просыпается и в первый раз видит свою новую камеру.
Гарфункл распахнул глаза и посмотрел на своего врага, тот удивлённо рот раскрыл и громко крикнул:
– Я забыл!
Он из кармана что-то доставал и в воду тут же подмешал (осадок полсосуда достигал). Враг улыбнулся и сказал:
– Будешь, брат? Прости меня, ведь я всё это не со зла. Возьми вот этот напито́к, не бойся, он не кипяток. Отпей глоточек и ложись, забудь обиды, не сердись, зевни немного, улыбнись, ведь завтра ждёт тебя сюрприз: проснёшься ты один, в кровати, свежий воздух, чистота кругом. Поймёшь, что нету жизни лучше, чем на хате, дойдёт ещё, что ошибался ты в одном: будто я питаю к тебе ненависть и злобу, разлучил насильно мужа и жену. Поразмыслив умно, ты прими мою заботу, возьми стакан и ляг в углу. А я, чтоб сон твой был вкусней, расскажу сказку про утю Пункла, и ты уверишься, что нет верней друзей – Саймона и Гарфункла.
Гарфункл кинулся навстречу другу, оттолкнувшись от стены. Взглянул ему прям в глаз, ища в нём происк Сатаны. Но там светилась доброта. Себя увидел в зеркале и ах!.. Смысл познал. Отпил до дна. Снотворное скрипело на зубах. Отполз назад. Кружилась голова. Ресница к реснице на всех порах мчалась свершить объятия, а Саймон говорил:
– Спи, спи, Гарфункл. Жил да был на свете утя, и звали его все Пункл…[13]
Гарфункл проснулся голым на четырёх досках, лежащих на полу. Постельного белья замечено не было. У кровати, на голой кирпичной стене, имелся еле тёплый радиатор. А над ним, почти над самым потолком, находилось небольшое узкое окошко, перекрытое четырьмя толстыми железными прутьями. Под окошком росла лужа: дождь не прекращался. На полу, в углу, имелось круглое отверстие. Вначале там ничего не было, но позже Гарфункл спрятал туда удобрение (откуда он его взял – не понятно). Входом в хату служила массивная стальная дверь с так называемой кормушкой – окошком, через которое в камеру доставляют еду, – странно, но она открывалась со стороны заключённого. Также на двери была небольшая круглая железная ручка. Гарфункл взялся за неё и толкнул дверь в обе стороны – заперто. Он открыл кормушку и увидел коридор. Камера Гарфункла была крайняя с его стороны, так как, повернув голову налево, он видел в двух метрах от себя тупик. Напротив заключённого стояла такая же массивная дверь, направо коридор тянулся с ещё тремя парами, стоящих друг напротив друга тюремных дверей. Железная дверь (не такая широкая, как остальные) являлась входом в коридор. На потолке работали три длинных люминесцентных светильника с запылёнными и запаутиненными рассеивателями.
Гарфункла мучил сильнейший голод. Сколько он уже не ел? Его похитили вечером и поместили в клетку, там он провёл следующий день, а позже вечером выпил снотворное и оказался здесь. За окном – день. Из-за сплошных туч невозможно разобрать: близится утро или вечер. Сколько он проспал? По ощущениям – много. Мысль о сне вызывает у него тошноту. Вывод: как минимум второй день он находится в заточении.
