– Если я такой хороший повар, как вы говорите, то почему тогда я получаю от вас так мало заказов? – обиженно спросил Саймон у жильцов, те не издали ни звука. – Ладно, ладно, простите, виноват. Вам ведь тоже нелегко. – Двуликий на секунду замолчал и хлопнул в ладоши. – Ну, пора принимать заказы! Муслим, не желаете ли что-нибудь добавить к завтрашнему?
– Нет, спасибо. Потом.
– Алла Борисовна, – восхищённо обратился двуликий к женщине, живущей в хате, расположенной по одной стене с камерой Гарфункла прямо у входа в коридор, – а какой вы мне сегодня преподнесёте ингредиент?
– Ах, Саймон, – проговорила та томным голосом, высунув руки в коридор, двуликий не замедлил их облобызать, – сегодня… я хочу подарить вам своё сердце. – Алла Борисовна чуть опустила голову и, смотря на Саймона, захлопала редкими ресницами.
– О ma chère![14] Ну что вы! Это невозможно! Не плачьте, милая моя. (Чмок, чмок.) Без вас я погибну.
– Я вам не верю!
– Я не смогу прожить без вас ни минуты!
– Тогда почему вы не хотите принять от меня самое дорогое, что у меня есть? То, в чём заключена моя любовь к вам!
– Но Алла! Неужели вы думаете, что я убийца? Или я, по-вашему, похож на маньяка?
– (Шмыг, шмыг.) Нет.
– Тогда зачем вы говорите такое? Если вы мне это предлагаете, значит, у вас нет сердца! Значит, вы дарите мне пустоту!
Саймон опустил руки возлюбленной и отвернул от неё лицо, представ перед ней красавцем.
– Есть! У меня есть сердце! Саймон, неужели вы не видите, как я страдаю без вас?!
– Я вам не верю.
– Простите! Простите меня, Саймон! Я никогда, никогда с вами так больше не поступлю!
Алла Борисовна замахала руками, пытаясь дотянуться до возлюбленного, тот взглянул на неё и, улыбнувшись, снова приник к её рукам.
– Я не обижаюсь на вас, дорогая, – говорил двуликий, пристально вглядываясь в глаза любимой. – Ну, так что вы надумали?
– Я? Ммм… дайте подумать… знаете, как-то давно я в ресторане пробовала говяжий язык…
– Опять вы за своё! – возмутился Саймон и отпрянул от Аллы Борисовны. – Если вы не хотите думать обо мне, то подумайте о них! – сказал он, указывая рукой по направлению коридора. – Как нам всем дальше жить без вашего сопрано?!.. Одумайтесь, дорогая. Нет, я этого не допущу!
– Неужели вам так противен мой язык? – спросила возлюбленная, надув губки.
– Ваш? О нет. Ваш язык я готов принять от вас только живым.
Саймон потянулся к лицу Аллы Борисовны и вставил ей в рот язык. После окончания долгого и пламенного поцелуя возлюбленная открыла глаза и втянула в себя губы, пробуя их на вкус.
– Ну так что ж? – спросил Саймон свою рыжую бестию.
– Простите меня, Саймон, но после этого я не могу думать о еде. Сейчас я хочу лечь на кровать и мечтать – о нас. И только о нас! – сказала Алла Борисовна, удаляясь от двери.
– Но только не затягивайте с этим, дорогая! Я не хочу, чтобы вы потеряли сознание от голода!
– Я потеряю сознание только от нашей любви!
Саймон помахал в окошко своей культявой кистью и подошёл к следующему жильцу.
– Доброе утро, Элвис. Как вы сегодня поживаете?
– Прекрасно, Саймон.
– Тогда, надеюсь, вы меня не разочаруете?
– Нет.
– Правда? Какое счастье! Ну, говорите, говорите, не томите меня.
– Я хочу, чтобы на завтра вы приготовили для меня моё самое любимое блюдо на завтрак.
– Какое-какое?
– Яичницу с сосиской.
– О-о… Вы это серьёзно?
– Абсолютно.
– Элвис, вы меня сегодня просто поразили. Уф… А знаете, я вас прекрасно понимаю. Меня самого после всех этих ресторанных блюд так и тянет к чему-нибудь простому, домашнему… Действительно, зачем вам яйца? К чему? От них нужно избавляться в первую очередь, а то протухнут. А тухлятину я готовить не буду. – Элвис понимающе кивал головой. – Элвис, поздравляю вас, вы превзошли самого Муслима! Элвис, а вам их как приготовить? Желток оставить сырым или наоборот?
