– Да.
– Надеюсь, это будет: да?
– Да.
Саймон смахнул со щеки слезу и заявил:
– Я самый счастливый человек на Земле. – Возлюбленная тоже не сдержала слёз. – Какое приданое вы мне предоставите?
– Я хочу подарить вам свою самую пикантную часть – филейную.
– О.
Жених и невеста, касались друг друга лбами и плакали, опустив взгляд на свои сплетённые руки. Поцеловавшись с невестой, Саймон сказал:
– Сегодня самый счастливый день в моей жизни.
– Мой тоже.
– Как давно я это ждал.
– Я тоже.
– Обещаю, что я буду обращаться с вашей попой, так как никто с ней ещё не обращался. – Саймон ещё раз облобызал руки и лицо возлюбленной. – Ну что, любовь моя, я думаю можно начинать? Какую музыку вы закажете?
– Для такого дня я уже давно приготовила ответ. Я хочу услышать «Свадьбу».
– Прекрасно… Муслим… ваш выход.
Муслим засиял от счастья.
…А эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала,
И крылья эту свадьбу вдаль несли.
Широкой этой свадьбе было места мало.
И неба было мало и земли…
Муслим пел до тех пор, пока Саймон, слегка уставший от исполнения супружеских обязанностей, не вышел от Аллы Борисовны. Жених положил поднос и пакет с филе на тележку и, дослушав песню до конца, подошёл к её исполнителю.
– Ну а теперь, маэстро, ваш черёд. Зная ваши наклонности, я предположу, что вы снова выберете классику?[19]
– Знаете, Саймон, до того как вы меня спросили, я был уверен в том же, но сейчас, меня почему-то тянет послушать… «Белые розы».
– «Белые розы»?!.. Ох уж эта молодёжь, молодёжь! – сказал Саймон, после чего, посмотрев в сторону остальных зрителей и по-дирижёрски взмахнув рукой, проговорил: – Элвис, Иоганн, Гарфункл, на счёт три… один, два… поехали!
Из хаты Иоганна послышалась фортепианная музыка, Саймон два раза нажал на переключатель на стене, отчего выключился свет и включилась светомузыка. Саймон достал из-за пояса микрофон и, медленно переставляя перед собой одну ногу за другой, запел:
Немного теплее за стеклом, но злые морозы.
Вхожу в эти двери, словно в сад июльских цветов.
Я их так хочу согреть теплом, но белые розы
У всех на глазах я целовать и гладить готов…
Все, за исключением Муслима, были вовлечены в процесс: Саймон пел, Иоганн играл, Элвис подпевал, а Гарфункл, ритмично кивая головой, отвечал за подтанцовку. К концу песни певец тем же неторопливым шагом возвращался к Муслиму и, допев последнюю фразу, он вытащил из-под ремня пистолет и выстрелил спящей пулей в окошко жильца. Во время операции роль первой скрипки взял на себя Элвис. Но поскольку операция была не из простых, то спустя час певец охрип и не смог продолжить пение. Несколько минут солировала лишь одна мелодия. Гарфункл чувствовал на себе долг перед жильцами, он хотел подхватить брошенное знамя. И когда «Белые розы» начали свой круг по новой, заключённый открыл рот и запел, но из-за длительного пребывания в молчании его голос был не готов к таким нагрузкам, в результате чего из его горла вышла одна какофония. Но, к счастью, никто этого не заметил. Скрип открывающейся двери операционной заглушил этот позорный дебют.
Уставший Саймон вышел из апартаментов жильца и тяжело закрыл за собой дверь. Он положил на тележку поднос с мозгами и покатил к себе. Гений Иоганна почувствовал что-то неладное – по завершении песни он не замолк, а начал играть мелодию с начала. Ответ нашёлся скоро. Спустя минуту вернулся Саймон. Он выключил светомузыку, включил свет и окончательно скрылся за дверью. Фортепиано доиграло до конца и умолкло.
