Возвращение на ковчег - страница 10



– Вот здесь обои поклеить, окна и потолок покрасить, на пол ламинат положить, – показывал Михаил. – Еще бы плитку в ванной, но это как получится.

С балкона журналистов были видны церкви Донского монастыря.

– Получится, – в приоткрытую дверь я выглянул наружу. – Будет сделано в лучшем виде.

– Знакомые места?

– Ага, лет десять назад здесь, на «Орджоникидзе», медом торговал в ларьке.

– Да, завод уникальный был. Батя там работал. В девяностых его уже разворовали, директора чуть не убили. Сейчас одни торговые ряды стоят. Похоронили завод. Но ведь его тоже в свое время на месте старого кладбища построили, – в Михаиле просыпался журналист. – Там всегда что-то странное подмечали. То призраков, то случаи необъяснимые, находки всякие. А ты как туда попал?

– В начале двухтысячных на староверов работал, у них торговая точка с медом и травами там была. Я в ней несколько месяцев просидел и тоже видел по углам черных кошек и всяких несуществующих старушек.

– Старушек несуществующих, – с улыбкой повторил Михаил. – Так ты старовер?

– Скорее star over… – я загадочно поводил рукой над головой и добавил: – sea.

– А, – не понял Михаил, передвинул кресло, указывая на дырку в стене, и продолжил разговор: – И как жилось со староверами?

– Там всего два настоящих старовера было, которые бороды носили и молились. Остальные так, родственники, знакомые, горемыки всякие, нанятые торговать. Пока с ними жил, казалось, что у нас прям пиратский корабль, каждый в душе авантюрист, как из книги капитана Чарльза Джонсона. А была парочка таких, глянешь и засомневаешься, что страдания людям на пользу. Они их так надломили, что им проще обратно, в обезьян. Всякое было, долгая история, – махнул я рукой, видя, что Михаил закончил обзор особенностей ремонта и внимательно слушает. – Пора начинать. Сейчас посмотрю, чего еще докупить, и возьмусь стены обдирать.

– Один будешь работать?

– Пока один.

Михаил подождал, пока я составлю список. Уже в дверях он сказал:

– Бог может и хочет избавить свое творение от зла и страдания, он непременно это сделает со временем.

Сказано был так просто, что я выпрямился и посмотрел на Михаила, как на посланника-демиурга. Спорить и утверждать обратное было все равно, что утверждать – мир сотворил старик Бенамуки.


***

Испытывать сомнительность человеческой жизни как личную муку было не в моих правилах. Но как-то незаметно я сдался и стал воспринимать жизнь не так беззаботно и ясно, как прежде. Многие события в мире я проецировал на себя и наоборот, оправдывая отсутствие силы воли. Во всем, что происходило глупого, видел зацикленность и бренность человеческого существования.

«Купила билет, прилетаю послезавтра. Встречай».

Получая подобные сообщения на телефон, я начинал жалеть о временах телеграфа, когда не так просто было достучаться до адресата. Я никак не ожидал, что Таюка рванет следом.

«Не рад?» – саркастично спрашивал внутренний голос.

«Любил бы, радовался», – отвечал я, поднимаясь по эскалатору метро «Шаболовская».

То, что сейчас любовь в моей жизни присутствовала, как кислород в космосе, я осознавал ясно, словно астронавт, находящийся в скафандре в безжизненном пространстве.

«Зачем тебе такие отношения?» – настойчиво спрашивал болтливый внутренний голос.

«Чтобы не чувствовать одиночества, – оправдывался я. – А может, это кармический долг. Значит, отрабатываю. Мало ли таких кармических связей».