Читать онлайн Йозеф Урбан - Возвращение в Вальбону

Адрес этой клиники я нашел на пепелище в Албании. Почти полностью обугленная «Гостевая книга», и только на обороте обложки можно было разобрать нацарапанную надпись «Санаторий Св. Бонифация». Какое идилличное название для цели моего предпоследнего крестового похода! Место последнего мне еще не знакомо. Личные дела я урегулировал в своем завещании у юриста Владимира Абрамовича в Белграде на тот случай, если я не вернусь из Швейцарии. Речь ни в коем случае не идет о принятых формальностях и не о том, что полагается делать в таких ситуациях. Я должен сделать только одно: дойти до конца пути. Если я не вернусь, история моего сына Владимира и трех неизвестных студентов будет предана огласке так, как я обозначил в завещании. Если выживу я, значит, вероятно, будут мертвы те, кому уже вообще ничего больше не придется доказывать.

Меня зовут Зоран Войич, и я пытаюсь решить одну запутанную задачу. Говорят же, кто стремится, тот добьется. Так что я верю, что скоро стану таким счастливчиком. Хотелось бы мне, чтобы моя миссия положила конец событиям, в которые я оказался втянут. Я все время вижу эти следы на песке и обгоревшие стены Вальбоны, и, хотя эти следы давно смыты весенними водами, они будут вечно у меня перед глазами, пока я не найду того, кого ищу. Однако у моей миссии есть и другое измерение: она непреложна, ее нельзя остановить, как и закон крови. Он находится в генетическом коде человека с момента первого удара его сердца. Это инстинкт, самая сильная земная связь. Вера против закона крови – просто тряпичная куколка.

Я остановился на дальней парковке за городом, мой «мерседес» с тонированными стеклами тихо урчит; кажется, день, рождающийся из холодного утреннего тумана, должен быть обычным, как вчера, как неделю назад. Но он не будет таким, в этом я уверен. По крайней мере, для меня! Ветер гоняет по дороге желтые листья, вокруг ни души. Лишь сквозь просветы в туманной пелене явственно проступают контуры реки Аары, вид которой напоминает мне Дунай в Белграде.

Доктор Фишер в клинике Святого Бонифация ожидает курьера. Рутинные дела главврача не выходят за рамки ежедневных обязанностей: в восемь часов визит, в девять консилиум по поводу сложного случая, потом коммерческие вопросы. В одиннадцать – единственная важная встреча сегодня. Доктор Фишер не ожидает никаких сложностей, он просто уверен, что до обеда одна странная история из Албании наконец закончится. Я думаю, я чувствую на расстоянии, что ему действительно полегчает через пару минут после того, как стрелки часов замрут ненадолго на цифре одиннадцать. Однако не будем предвосхищать события. Курьер из Мюнхена должен привезти восстановленную «Гостевую книгу», дополненную именами клиентов, стертыми при пожаре. Доктор Фишер хорошо знает, что, несмотря на вчерашний промах, его четкий предпринимательский расчет может сделать загруженным его завтрашний день. Размышляя о хирурге у студеной реки, я выключаю мотор. Тишина обступает меня со всех сторон. Ветер с Альп несет опавшие листья и холод приближающейся зимы. Кожа на моем лбу и темени начинает гореть, я слегка потею и ощущаю поднимающуюся из глубины нервозность. Она похожа на крошечный пробивающийся ручеек, ищущий себе дорогу. Но я сейчас не могу поддаться ей: я не имею на это права. Дрожащими пальцами я стаскиваю с головы парик, изготовленный специально по моим меркам. Кончиками пальцев ощупываю рубцы от ожогов, они по-прежнему отчетливо ощутимы. Волосы после трансплантации растут на моей голове клочками, на отдельных островках кожи, но, вероятно, мое состояние после визита к доктору Фишеру улучшится. Уверен, что мне полегчает. Есть вещи, которые мотивируют человека двигаться дальше. Ради одной из таких я и приехал в Берн.

Я снова натягиваю парик, прежде чем выйти из машины. Без него я, скажем прямо, выгляжу не особо привлекательно. Мне не хочется, чтобы люди оборачивались при виде меня, особенно сегодня. Потом аккуратно надеваю новые очки, коробочка с красным лейблом TAG Heuer[1] летит на пол. Щупаю оправу, не могу поверить, что солнечные фильтры оказались такими темными. Теперь я все вижу в черном свете, а это нехорошо. В зеркале над приборной панелью я выгляжу гораздо лучше, чем на самом деле. Глаза закрыты черными стеклами, чернее моей совести, к черту их! Я снимаю очки, кладу их рядом с футляром. Сейчас я выгляжу вполне привлекательно. Единственное, что явно портит картину, – зеленый цвет глаз. Иуда был зеленоглазым. А вот если бы мои глаза были карими, я производил бы впечатление человека достойного, все двери были бы для меня открыты. Как раз в этом зеркало лжет больше всего. Я не тот, кем кажусь.

Обо всем этом знает и Петер Шмидт, по происхождению албанец из Косовской Митровицы. Я уже два дня ношу в нагрудном кармане паспорт на его имя. Он никому не известен, и пока кажется, что никто его не ищет. Он пытался помочь мне избавиться от груза вины. Шмидт был другом нашей семьи, бывший коллега из Института водного хозяйства. Только потом он совершил несколько не особо приглядных вещей: моего сына Владимира он заманил в албанские горы, и тот до сих пор не вернулся оттуда. Кроме того, он обидел мою дорогую жену Йованку. Короче, он в меня камнем, а я ему – хлебом[2], но у всего есть предел! Некоторые задачи хорошо разделить с другом, особенно когда вы работаете над общим делом. Порой это нужно, а порой просто необходимо. В действительности все крутится вокруг поисков выхода из трудной ситуации, сегодня в Берне, позавчера в Мюнхене. С моей стороны речь идет о такой маленькой христианской помощи. Впрочем, хватит предаваться размышлениям: на часах девять тридцать.

Я выхожу из машины, открываю багажник. Оглядываюсь. Парковка, слава богу, все еще безлюдна. Замок щелкает, жестяная дверь бесшумно поднимается. Ощущаю дуновение ветра, воздух насыщен запахом бензина и вазелина. Открываю фальшпол – отделение, где хранится запаска. Только здесь, на швейцарской земле, я могу сделать то, что задумал: быстро прорезаю шину ножом, она издает последний вздох, а потом наступает тишина. Дрожащими пальцами я лезу в распоротое резиновое брюхо.

В голове мелькает фото доктора Пауля Фишера из еженедельника «Штерн». В статье говорилось, что он умеет пересаживать людям почки или даже сердца. Не знаю почему, но верю, что сегодня этот славный хирург поможет и мне.

Я ощущаю холод железа при прикосновении, сердце мое снова бьется ровно. Чем больше я его нагружаю, тем более спокойным оно кажется. Я не думаю ни о сыне, ни о Петере Шмидте, уроженце Митровиц, я просто соединяю по памяти железные детали, которые отлично подходят одна к другой. Усевшись за руль, я снова просматриваю заново написанную «Гостевую книгу» – причину сегодняшней встречи. Ее оригинал остался лежать после пожара в подвале на полу. Когда я вытащил ее из пепелища, сгоревшие страницы перед моими глазами рассыпались в прах, осталась только обложка, сохранившаяся каким-то чудом. А на ней – корявая надпись, нацарапанная шариковой ручкой: «St. Bonifac Sanatorium, Wiesenstrasse 654, Bern, Dr. Paul Fischer»[3]. Кто и почему реконструировал книгу с полным списком гостей, мне пока еще не ясно. На ее страницах, как я и предполагал, есть знакомые мне имена. Но того, что я разыскиваю, в книге нет.

Я поворачиваю ключ зажигания. На часах десять часов тридцать минут. Мотор подо мной тихо урчит – чувствую, как его вибрации передают силу каждой клетке моего тела. Книгу я осторожно укладываю в чемоданчик, закрываю его, как будто опускаю крышку гроба. Взгляд упирается в очки, я почти забыл о них. Поднимаю их с пола, надеваю и слегка давлю на газ. Я знаю, что у санатория буду ровно через двадцать минут, – мой навигатор, в отличие от большинства людей, не лжет.

Я сворачиваю, еду по чистым улицам: нигде ни единой брошенной бумажки, только на лавочке между деревьями кто-то забыл полупустую бутылку кока-колы. Мой лоб снова зудит, как и волосы под париком, но я стараюсь не обращать на это внимания. В голове без конца прокручиваю события, приведшие меня сюда. Усилием воли стараюсь сосредоточиться на вождении. У меня уже нет прошлого, я не должен сам себя убеждать, у меня, в конце концов, нет и своего имени. В жизни можно быть уверенным лишь в настоящем, а будущее знает лишь Бог. Потому что настоящий Бог – это то, чего нет.

Я проезжаю мимо остановки троллейбуса, сразу за ней перекресток, там я сворачиваю направо. Навигатор показывает, что до цели осталось четыре минуты. Минуту я раздумываю о том, зачем доктору Фишеру все эти потерянные имена, но ответить на этот вопрос могу лишь отчасти. Возможно, кому-то из родственников не понравились методы клиники и он сейчас решает какую-то жалобу, или причина более прагматична – порядок, регистрация. Конечно, в клинике Св. Бонифация должен быть порядок, особенно когда подумаешь о состоятельных клиентах из разных концов света.

Имени пациента, ради которого я приехал сюда, не знал и коллега Шмидт в Мюнхене. Встреча в лесочке на берегу реки Лех прошла по плану. Петер вел себя услужливо, как и подобает торговцу его калибра. У него было при себе самое главное – новая книга гостей. Он сообщил мне также, что для Берна мне необходимо удостоверение с номером. В конце концов, как я и предполагал, он отдал мне свое. Темные очки, в которых он был на фотографии, я у него взять не захотел – мне это показалось не слишком гигиеничным. Я все равно тогда же утром купил себе новые в центре города.

«Мерседес» остановился перед Swiss Bank. Улыбающиеся люди с плакатов звали меня подняться по лестнице наверх, прямо в застекленный вестибюль. Однако я повернул в противоположную сторону, поскольку в этот город приехал не одалживать, а просто брать. Я спокойно поднялся в гору, мысленно перебирая все вопросы, которые хочу решить. Мне не хотелось бы что-то упустить или забыть.

В здание санатория Св. Бонифация я вхожу ровно без пяти одиннадцать: как инженер, я не могу себе позволить допустить малейшую неточность. Я хорошо продумал и место парковки: немного поодаль от клиники. Я люблю, когда все идет по плану, по крайней мере на данный момент. В вестибюле в нос мне ударяет теплый воздух, шум улицы остается позади. В просторном фойе царит особая тишина.

На ресепшен за стеклом сидит крепкий мужчина в костюме с синим галстуком. Он склонился над каким-то формуляром, в то время как я неподвижно стою в паре метров от него. Электрические часы над его головой напоминают, что и здесь, в клинике, есть движение, хотя, на первый взгляд, и едва заметное. Секундная стрелка равнодушно скользит по циферблату, отмеряя протяженность дней и лет мне, вахтеру с синим галстуком, который все еще меня не зарегистрировал, доктору Паулю Фишеру. Петеру Шмидту родом из Митровицы отсчитывать уже нечего. Время неудержимо бежит дальше, ему все равно, главврач ли перед ним, вахтер или инженер. В нашем случае сегодня важно лишь одно: для кого время остановится раньше.