«Должно быть, она совершенно не ладит со своей семьёй» подумала Кира. Она только закончила посещение школьных уроков и, радостная, отменила смену в кофейне, чтобы навестить подругу, а потом увидела, как бесстрастно смотрела та на движения родительских губ, как углублялись на лбу морщины и пренебрежительно закатывались глаза при звуке родительских речей. Кире вспомнился их последний диалог и слова о ссоре. Теперь она знала, что истинная причина заключалась в желании Урсулы заниматься за границей и нежелании семьи принять её волю. Даже соседки по палате были поглощены сценой, и Кира так и осталась стоять за стеклянной стеной, никак не таясь, но и не привлекая ничьего поглощённого выяснением отношений внимания.
В палате атмосфера неизбежно сгущалась.
– Прости, что не заходили к тебе, как только ты проснулась. Мы столько всего пережили за это время. Нужно было собраться с силами, – выдавив что-то наподобие улыбки, которая по её мнению, могла склонить дочь к пониманию, заговорила мама. Отец оставался безмолвен, но видно было, что он несильно спешил подтверждать слова жены. – Как ты себя чувствуешь?
– А как себя может чувствовать человек, упавший с десяти метров, так ещё и переломавший половину костей? – девушка была слаба, но это не мешало ей держаться на удивление твёрдо. Кира зачарованно наблюдала за происходящим. Она ещё никогда не видела эту сторону подруги. Откровенную и прямолинейную. Женщину смутил такой резкий ответ. Сейчас она не была похожа на тирана, который, по словам Урсулы, постоянно угнетал и беспрекословно запрещал. Острые линии и сердитые глаза говорили за их хозяйку, она не испытывала тёплых чувств к родителям, но уж точно не могла быть виновником разногласия между матерью и дочерью. Или же, Кира совсем не умела читать людей. Подобные мысли всё чаще заставляли сомневаться в себе.
– Тебе что-нибудь нужно? Если не устраивает питание или врачи, мы устроим более комфортные условия. В санатории о тебе позаботятся должным обзором.
Урсула была то ли удивлена, то ли огорчена. Она могла ожидать большего от матери, но та держалась стойко, тратила все оставшиеся после бессонной ночи силы на контроль эмоций, пусть и сжималась под строгим тоном дочери. В нынешнем диалоге язвительной была Урсула, хотя слова матери, по мнению Киры, ранили отстраненностью не меньше.
– Я не сахарная, могу полечиться среди обычных людей.
Кира наблюдала за подругой, мысли атаковали её и мешались в голове. Урсула вела себя, по меньшей мере, странно. Что она успела увидеть в коме? Другой мир, который был настолько лучше этого, что вернувшись в реальность, она приняла её за иллюзию? Судя по тому презрительному взгляду, направленному в зеркало, в месте, им недоступном, она была совершенно другим человеком. И не только внешне. Её характер стал иным. Она принимала Киру за девочку на побегушках, которая постоянно вертится рядом, и не замечала её присутствия кроме тех редких мгновений, когда травмы вынуждали её снизойти до просьбы о стакане воды.
Девушка не могла винить подругу за это. Да что уж там, она даже говорила на другом языке. На языке, о владении которым Кира мечтала всю жизнь, а Урсуле было достаточно совершить безрассудную глупость, и теперь она могла без особых усилий сдать иностранные экзамены и поступить в университет за границу.
Чтобы не предаваться размышлениям о несправедливости жизни, Кира обратилась мыслями к следующей фигуре. Она и раньше встречала её маму – высокую статную женщину с высоко поднятым подбородком. Сейчас она совершенно не походила на того человека с острым взглядом ледяных глаз. «В ней все-таки жила любовь к дочери, которую она не умела выразить. А теперь уже поздно. Когда она изменилась, изменилась и Урсула» подумалось Кире.
