Врата тайны - страница 48

Их спор заканчивался, так ничем и не разрешившись. Я не помню, кто казался мне более правым, но это стихотворение с тех пор я запомнила. В этом не было ничего особенного. Интересно было другое – что Найджел открыл для себя Мевляну.

– Ну-ка скажи, – проговорила я в трубку, – почему ты заинтересовался Мевляной?

– Почему заинтересовался? Из-за тебя, конечно. После нашего вчерашнего разговора я полез в интернет почитать про Конью. Узнал, что Мевляна является одним из ее символов, стало любопытно. Зашел в книжный в Кэмдоне и купил книжку с его избранными стихотворениями.

– Ты меня действительно сильно удивил. И стихотворение оказалось потрясающе красивым.

В его голосе прорезались саркастичные нотки:

– А кто-то еще говорил, что я не люблю стихи.

– Ну откуда мне было знать. Ты при мне о них никогда не говорил.

– Всему свое время.

Мы опять замолчали. Мой взгляд упал на Меннана, ожидавшего у машины, когда я закончу разговор. Заметив, что я на него смотрю, он подобрался и попробовал улыбнуться. Я все еще была на него зла, но в этот раз сразу не отвернулась и даже постаралась изобразить что-то похожее на улыбку. Потом вернулась к телефону.

– Огромное спасибо, Найджел. Мне действительно очень понравилось. Продолжай, пожалуйста, делать мне такие удивительные сюрпризы. Но даже если не будешь больше читать таких стихов, все равно звони мне почаще, дорогой.

Мои слова ему, конечно, польстили, и в его голосе появились возвышенные нотки:

– Слушаю и повинуюсь. Но и ты среди своих вечных страховых забот не забывай меня, не забывай своего негритянского мужчину, любовь моя.

Я весело откликнулась:

– Не волнуйся, даже если захочу, не забуду. Я очень тебя люблю, Найджел.

– И я тебя очень люблю, Карен Кимья Гринвуд.

Кимья?! Он первый раз с нашего знакомства назвал меня Кимьей…

– Почему ты так сказал?

Он удивился:

– Прости, не очень понимаю тебя.

– Почему ты назвал меня Кимьей?

– Потому что это твое имя. Или я его неправильно произнес?

Я была не в том состоянии, чтобы пересказывать Найджелу вчерашнюю историю про странного бородача, который тоже называл меня Кимьей.

– Нет, просто мне это показалось немного странным. Ты прежде так не говорил. Наверное, вдохновился Мевляной.

– А как тут не вдохновиться! Ладно, не буду тебя больше задерживать. Ты там, чую, участвуешь в серьезном конфликте. Тебе пора вернуться к делам. Но послушай, пожалуйста, меня, не переживай сильно из-за всего этого. Возьми лучше одну из книжек Руми и начни читать. Уверен, тебе понравится.

– Попробую, – я уже собиралась повесить трубку, как вспомнила о маме. – Найджел, тут такое дело, дядя Мэтью умер.

– Скончался, – он поправил меня из-за какого-то врачебного суеверия. – Ему было невыносимо больно все последние дни его жизни. Можно сказать, ему повезло, что он наконец-то отошел.

– Я так же сказала маме, но понятно, что ей труднее это принять. Я вчера с ней разговаривала, и ей было очень грустно. Я за нее переживаю. К чему я все это: будь добр, позвони ей. Она тебя любит, ей станет легче от твоего голоса.

– Конечно, дорогая, не волнуйся, я сразу же ей позвоню. А если получится, даже свожу ее поужинать этим вечером.

Моя мама очень любила Найджела. Он, несомненно, был ее главным любимчиком среди всех моих молодых людей. Не из-за своего цвета кожи, хотя это тоже было для нее важно. Ей нравилось все, что можно было счесть за поведение, противоречащее неким общественным нормам. Хоть я, подобно ей самой, и не вышла замуж за очень далекого от англосаксонской культуры турка, чернокожий врач, чьих пращуров привезли на Туманный Альбион с Карибских островов, был, с ее точки зрения, тоже весьма неплохим выбором. Впрочем, реальной причиной, по которой ей нравился Найджел, было то, что он действительно ей интересовался. Он был единственным моим молодым человеком, который мог часами выслушивать ее малосвязанные речи. Самое странное, что он делал это не из вежливости – ему действительно было интересно, о чем она рассказывала. Они так хорошо понимали друг друга, что даже если бы мы расстались, они все равно сохранили бы какую-то дружескую связь… Хотя, если бы она узнала о наших разных взглядах на ребенка, возможно, ее отношение как-то и изменилось бы. Мечтой, которую мама лелеяла последние несколько лет, было обнять свою внучку. «Я хочу маленькую девочку, которая будет смотреть на меня черными-черными, такими же, как твои, глазами», – говорила она. Да, мама даже заранее определила пол моего ребенка! Это обязательно должна быть девочка. Но было бы сложно угадать ее реакцию, если бы она узнала, что я беременна и что Найджел этого ребенка не хочет. Она могла бы разозлиться на него, сказать: «И ладно, не слушай слова этого хирурга-гедониста, рожай девочку». Но могла и попробовать найти компромисс, постараться убедить Найджела: «Пусть Карен рожает, о ребенке я позабочусь, а вы катайтесь по вашим заграницам». Ей было бы, вероятно, приятно взять на себя целиком воспитание ребенка и помочь нам. Но сейчас нам надо было помочь ей.