– Домой иди, глупый, – улыбнулась ему Велька. – Мамка-то, наверное, обыскалась тебя уже.
С этими словами она собиралась уйти, но как только девочка повернулась и сделала первые шаги, мурыс прервал умывание и последовал за ней.
– Кому сказала, домой иди! – удивилась Велька, но остановиться и не подумала. Мурыс тоже.
Так и проводил её до самого берега. Когда они проходили мимо сгоревшей берёзы, её пушистый провожатый трижды оббежал вокруг, что-то вынюхивая, потом чихнул и устремился за своей уходящей спасительницей. Догнал он её уже у самой воды, и прежде чем Велька успела что-либо сказать, мурысий детёныш изловчился и запрыгнул с берега прямо в лодку, даже не намочив лап. И уселся, выжидательно глядя на девочку. Вельку это озадачило и разозлило: мало на её долю сегодня выпало, так ещё и от Аксиньи достанется, если лишний рот в дом приволочёт. Да и в деревне не сильно будут рады такому гостю – всех курей же попередавит! Не говоря уже о том, что́ мать этого глупыша может сделать с Велькой, если увидит, что он за ней увязался.
– А ну кыш из лодки! – скомандовала Велька. – Кыш, кому говорю!
Мурыс будто не понимал, чем так недовольна стоящая перед ним девчонка. Он таращился на неё своими слегка раскосыми зелёными глазами, по-собачьи склонив голову, и на берег не выходил. Возрастом он был совсем мал, месяца три или четыре. Серо-бурая шёрстка его уже покрывалась пятнами и полосками, но до окраса взрослого мурыса ему было ещё далеко. Недолго посмотрев так на Вельку, мурысёк потянулся, задрав кверху зад с куцым хвостом, и улёгся на лавку в лодке.
– Ты что же, со мной хочешь? Нельзя ведь… Где тебе в деревне-то жить? Ведь прознают – изведут… Да и мамка твоя, поди, волноваться будет… Ну давай, кыш…
Велька пыталась гнать его вон, но уже не так рьяно. Маленький мурыс казалось, всё понимает, но делает так, как хочет. Наверное, как и она сама. Тут же ей вспомнились материны попрёки за то, что наперекор её воле пошла, вспомнилось как решила уходить, и не отступила. Вспомнилось лицо Полянки, когда она услышала, что младшая сестра собирается в ученицы к ведьме…
– Ладно, как знаешь, – вздохнула Велька, забираясь в лодку.
До деревни они добрались уже на закате. Мурысёк семенил за Велькой, как приблудная собачка, делая вид, что так и надо. До дома бабки Аксиньи пришлось добираться огородами, да пересидеть за сараем до темноты, чтоб на деревне ничего не прознали – в этот вечер посетители то и дело шастали к знахарке. Наконец, когда уже взошла луна, Велька набралась смелости постучаться в дом.
Аксинья выглянула, придирчиво оглядела девочку и её спутника и молвила, будто и не удивившись:
– А-а, явились? Ну что ж… Заходите, коль пришли.
Велька с мурысом прошмыгнули в дом. Здесь было чисто, тепло и уютно. Старуха поставила перед Велькой миску каши, а мурысу – миску молока у печи. Сама же отправилась устраивать постель для своей новой воспитанницы.
Только сейчас Велька почувствовала, насколько она устала. Мурыс поглядел на неё, а потом открыл свою маленькую пасть с острыми как бритва клычишками и отчаянно зевнул, сощурив глаза и сморщив нос – приключения этого дня лишили сил и его.
Засыпая, Велька свесила с лавки руку и погладила пушистую шёрстку своего нового друга, устроившегося под лавкой на подстилке. Завтра им обоим предстояло начать новую жизнь.
За подснежниками
До самой зимы мать на Вельку злилась. Потом поняла всё же: дочь от своего не отступится – вон, носа не кажет на порог отчего дома-то! Теперь надо было как-то преодолеть остуду, которую она, мать, сама же и затеяла. Думала долго, собиралась, примеривалась, и в аккурат на Бабий день решила к Аксинье наведаться всё же. Напекла блинов на подарок, рушник вышитый из сундука вынула, Забавушку на саночки усадила, да так на негнущихся от волнения ногах к ведунье и пошла.
