– Как?
– Ну, мастер Хорхе за нерадивость даст плетей или поставит в караул на трое суток. Остальные командиры тоже так делали. Но не тенг Расмуссен. Тот придумывал разные штучки. Не знаю даже, откуда у него такое бралось. Меня вот, например, за опоздание в строй подвесили к ветке дерева. За руки. Ночью, как водится, выпустили собак. Меня подвесили так, чтобы собаки могли до меня допрыгнуть, если бы захотели. Вот собачки и нашли для себя развлечение. Собрались в кружок под моим деревом и скалились. Время от времени то одна, то другая псина возьмет, да неожиданно прыгнет. Если я успею подтянуться, то она просто зубами в воздухе клацнет. Если нет – полоснет зубами. Я вынужден был так всю ночь дергаться. Песики потрепали меня изрядно. Ноги ободрали до костей. Хорошо, что вы их перестреляли.
Хосе помолчал и продолжил:
– Не хочу вам всего рассказывать, а то еще решите, что я плачусь. Служа в отряде тенга Расмуссена, я не раз горько пожалел, что выбрал солдатчину. Может, попади я к другому командиру, то служил бы себе и служил. Но тенг хотел от нас… ну… как бы это объяснить… чтобы мы подлыми были. Прямо он нам этого не говорил, конечно. Но любил ставить в такие ситуации, в которых надо было душонкой сподличать. Сподличаешь – хорошо. Не сподличаешь – милости просим на крюк.
– Сподличать? Это как?
– Ну, например… Был случай… задолжал один крестьянин что-то синьору Русо. Тенг мне и моему напарнику Педро дал задание: привести должника. А крестьянин тоже оказался не дурак. Знал, что за ним придут – сроки все вышли. Вот взял и спрятался. И сам спрятался, и свою семью спрятал. Пришли мы к нему – дом пуст, очаг не горит. Я бы что сделал? Развел бы руками, да и вернулся назад ни с чем. Но Педро был опытней меня. Знал, как сделать, чтобы приказ тенга выполнить. Он, недолго думая, вышел на улицу и схватил первого попавшегося мальчишку. Бросил лицом в пыль, руки ему за спину завернул, связал. Мальчишка, конечно, в рев. Выбежала его мать. А Педро ей говорит: «Пусть ваш сосед сам придет к синьору Русо. И пусть принесет, что должен. Принесет, мы вашего мальчика отпустим. Не принесет – будем пытать сопляка, вместо вашего соседа». И забрал мальчишку, как заложника. Наутро крестьяне сами должника изловили и привели.
Барон пожал плечами:
– Этот Педро поступил умно. А что тебя смущает?
Хосе отвел глаза и ответил:
– Ну… долг я понимаю… долг надо отдавать… но ребенок-то тут причем? Да еще не свой, а соседский… Невинный ребенок…
Хосе пригорюнился и замолчал. Фон Гейделиц задрал бровь и стал разглядывать Хосе Тропейроса с новым интересом. Тот помолчал немного и продолжил:
– Прошлой ночью, когда вы из комнаты прачки вышли, я со страху чуть не обделался. Думал – ну, вот и все. Застукал меня тенг Расмуссен. Провалил я свое дежурство. Мне сразу окровавленные крюки в подвале привиделись. Знаю ведь, как проклятый датчанин со мной поступил бы. А потом смотрю – вроде другие люди, не из нашего дома. Я подумал – может, грабители. Даже легче на душе стало. Подумал: хоть умру сразу, легкой смертью, без пыток. А когда Антонио вас назвал доном Раймундо, я даже что-то вроде надежды почуял… Решил, что сам Спаситель мне вас прислал. Я ведь не раз слышал о благородном доне Раймундо Гойе Рамоне Гомесе из Андалусии, еще когда рыбаком был, в деревне. Про вас детям сказки рассказывают, на всем побережье, от Героны до Альхесираса. Рассказывают, что дон Раймундо, хоть и безжалостный корсар, никогда никого не убил без причины…
