Время тлеть и время цвести. Том первый - страница 29



– Да, это правда – я часто ошибался в своей жизни, но всегда пытался осознать свои ошибки. Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь исправиться и никогда не повторять подобного впредь.

По классу прокатился глухой рокот одобрения, в котором чуткое ухо Андрея уловило отголоски восторга. Классная руководительница мягко сказала:

– Конечно, подсказывать и пользоваться подсказкой – недостойно пионера, и очень хорошо, что ты это понял.

– Да, я много думал и осознал. Считаю, что пока не могу быть председателем совета отряда – мне еще нужно о многом подумать и многое для себя решить.

Мало кто из взрослых мог бы так выразить свои мысли, и старшая пионервожатая чуть ли не с благоговейным испугом посмотрела на мальчика, говорившего не по-детски мудро и проникновенно.

– Это хорошо, Андрей, что ты осознаешь недопустимость такого поведения, – кротко проговорила она. – Видите, ребята, Андрей Воскобейников, несмотря на допущенные ошибки, все осознал. Кстати, умение признавать ошибки – тоже очень важное качество пионера.

Андрей в этот день вышел из школы широким твердым шагом и шагал с одухотворенным, просветлевшим лицом, не обращая внимания на плетущуюся сзади сестру. Виктория была убита случившимся и всю дорогу тихонько всхлипывала, а, придя домой, разрыдалась:

– Андрюша, а вдруг тебя в следующем году в комсомол не примут?

Брат выпустил пар, дав ей хорошего тумака:

– Дура! Все из-за тебя!

Она приняла это покорно и с пониманием.

После этого случая их рассадили, и вскоре инцидент был забыт. Через полгода Андрея приняли в комсомол и вскоре выбрали комсоргом, а Даша Чугункова поняла, что ее злобствование ни к чему не приведет, и перестала строить козни. Виктория больше не делала попыток наладить с ней отношения, сидеть вместе не захотела и назло бывшей подруге села за одну парту с новеньким мальчиком, у которого было странное имя – Антонио Скуратти. Три месяца он краснел, встретившись с ней взглядом, а однажды она нашла у себя в портфеле послание:

«Дорогая Вика! Не смейся, пожалуйста! Я очень хочу пойти с тобой в кино, но стесняюсь сказать. Если ты согласна, то скажи, а если нет, то ничего не говори, а просто разорви письмо, и пусть будет, как будто ничего не было».

Хотя Вика втайне и считала, что ни один парень на свете не может сравниться с ее братом, письмо польстило ее самолюбию. Улыбнувшись соседу, который, опустив длинные ресницы, ждал, пока письмо будет прочитано, она сказала:

– Ладно, но только не сегодня – сегодня Андрей велел мне съездить в универмаг и купить ему тушь для плакатов. Давай завтра?

Так началась их дружба. Будь Антонио обычным мальчиком, одноклассники, возможно, стали бы их допекать, дразнить и писать на доске перед началом урока А + В = любовь, но он не был обычным московским мальчиком. Антонио Скуратти был сыном пламенных коммунистов – итальянца и канадской еврейки, приехавших в Советский Союз для участия в работе третьего Интернационала еще в конце тридцатых годов. В Москве они познакомились и поженились, но брак этот оказался так же недолговечен, как и сам Интернационал. После войны отец Антонио вернулся в Италию, а мать осталась в Москве. Мальчик, имевший итальянское гражданство, пожил немного у отца в Милане, потом его забрала к себе в Москву мать, и он пошел учиться в обычную московскую школу.

Мать Антонио работала переводчицей на радио. За годы жизни в Советском Союзе она так никогда и не изучила, как следует, русский язык, поэтому говорила с сильным акцентом, путая падежи. Она целые дни проводила на работе, но дверь их квартиры всегда была открыта, и там постоянно толклось множество людей – приезжавшие из-за границы товарищи по партии, коллеги по работе, зашедшие поискать какие-то документы, школьные друзья Антонио и даже соседи, забежавшие одолжить соли или сахара.