Все начистоту. О хоккее и не только - страница 7



Внешне я ни на кого из близких не похож. И не говорили мне родители о том, что кого-то из родни чем-то напоминаю. А по росту вообще всех на голову выше. Если уж очень внимательно присмотреться к семейным фотографиям, то, пожалуй, небольшое сходство с Витей было у меня. А по характеру я в отца. Однозначно. Выдержанным был человеком, невозмутимым, хладнокровным. Не повышал голос. Не ругался последними словами. Не нервничал по пустякам. Вообще не суетился по жизни.

В метрике моей и соответственно во всех документах в графе «место рождения» указано – город Балашиха Московской области. А жила наша семья в Реутове, что неподалеку. Когда маме моей пришло время рожать, ее отвезли в ближайший роддом, который находился в Балашихе. Там 2 января 1947 года я и появился на свет белый.

И всю взрослую жизнь мы практически одновременно отмечали Новый год и мой день рождения. Впрочем, в хоккейную пору частенько оказывался в эти дни то в Канаде со сборной Союза, то в Европе со «Спартаком». Там не до застолий было, спортивный режим я соблюдал – не враг же себе. Да и тренеры строго контролировали такие вопросы…

Жила многодетная семья рабочего завода «Серп и Молот» Сергея Васильевича Якушева в двухэтажном бараке. 38 комнат на 38 семей с одной кухней и одним туалетом. Чем топили, не помню. Углем, наверное. Обитали мы на 10 квадратных метрах, по два «квадрата» на человека выходило. И ничего – жили да не тужили. Барак наш населен был заводчанами с «Серпа». Родители еще до войны получили там комнату.

Двора как такового не было. Барак стоял, считай, в чистом поле. Реутов был рабочим городком рядом с Москвой. Никаких спортивных площадок, никаких катков. Никаких забав для детворы. Никому до этого дела не было. Вкалывали на заводе от зари до зари. И детей растили в хоромах по десять «квадратов». Питались тем, что удавалось «выловить» в ближайшем продуктовом магазине с весьма небогатым ассортиментом.

Отца каким запомнил? Вкалывал в три смены. В мартеновском цеху ведь непрерывное производство. Придет со смены, поест чего-нибудь нехитрого да приляжет передохнуть – мать его покой строго оберегала, мы уж были приучены к тому, чтобы не шуметь в этот момент.

Маму какой помню? Вся в хлопотах. Считай, тоже, как муж, на непрерывном производстве занята была. Продукты закупи, где что попадется, еду приготовь, детей накорми, обстирай всех да погладь, в комнате прибери…

Чтобы мой день рождения как-то отмечали – не было такого. Ни сил, ни средств, да и времени не оставалось. Нас, детей, на Новый год подарками не осыпали и сюрпризы нам не устраивали.

Помню, что самым большим лакомством для меня была гречневая каша с молоком. И что очень не любил кашу манную. И что столовую ложку рыбьего жира, которым в те годы по настоянию врачей пичкали всех детишек, категорически отказывался выпивать. А в остальном – что матушка давала, то и ел. Да благодарил, торопясь выскочить на улицу.

Жили родители меж собой мирно, без ссор и выяснений отношений на повышенных тонах. Потому и мы с братьями росли в нормальной обстановке, без сюсюканий, но и без подзатыльников. И сами особых неприятностей матери с отцом не доставляли. Я, конечно, вундеркиндом не был, рос нормальным мальчишкой. Соображал, где как себя вести. Во дворе с пацанами общий язык находил и себя в обиду не давал.

В 54-м мы переехали из Реутова в Москву. Это было событие! И главное – после барака с бесконечным коридором и бесчисленными соседями получили комнату в капитальном и многоэтажном доме на Краснохолмской набережной на Таганке. В сталинском доме; там потом рядом валютный магазин «Березка» находился. Комната была на 12 «квадратов», в двух других комнатах жила семья – как и наша, с завода «Серп и Молот».