– А ты не перепутал? – недоумевает Сашок.
Я на него – ноль внимания. Спускаю штаны ниже колен и начинаю ноги холодной водой обмывать. Во, блин, блаженство! Ну приблизительно, как ежели кладёшь ладонь на наковальню и молотком – бац по пальцу. Затем – бац по второму. Бац по третьему. Но третий раз – мимо!
Сашок сбоку зашёл, посмотрел на мои волдыри, языком сочувственно прицокнул.
– Не знал, что ты гурман и острые закуски обожаешь, – говорит. – Извини.
– До лампочки мне твои извинения! Кто мне костюм новый, тобой испорченный, купит?! – впервые взрываюсь я на Сашка. И заяц во хмелю иногда смелым становится.
Но Сашок ничего ответить не успевает. Дверь в сортир распахивается, и внутрь заваливают трое хмырей пьяненьких. Видят они нас: Сашка, того ещё амбала, и меня, хлюпика, со штанами спущенными, – и застывают в ступоре. А затем хмырей будто ветром сдувает. Небось за педиков нас приняли.
– Давай быстрее, – поторапливает Сашок, на мой вопрос не отвечая. Видно, и ему та же мысль об извращенцах половых в голову стукнула.
В этот раз я с ним согласен. Брюки стирать – не та обстановка. Поэтому поплотнее обматываю ноги туалетной бумагой, натягиваю штаны, и мы выходим.
В зале – бедлам полный. «Крутяки», кто помоложе, беснуются вместе с «поп-звездой», а кто постарше – заливаются спиртным по самое некуда и на сцену никакого внимания не обращают. Мол, мы деньги заплатили, а посему развлекаемся в своё удовольствие.
Сели и мы. Ломоть не выдержал-таки, сломался, спит мордой в тарелке. Зубец, Дукат и Корень нажрались так, что, того и гляди, под стол сползут. Один Оторвила ещё держится – за соседний столик перебрался и лахудру, страшнее атомной войны, пытается снять.
Сашок берёт графин с водкой и начинает в стакан наливать. «Буль-буль-буль», – говорит графин, совсем как канистра с бензином в «жигуле».
– Навёрстывай, – пододвигает Сашок полную стаканяру ко мне. – А за костюм не переживай. Будет оплачено.
Беру я стакан обеими руками, вздыхаю.
– Слушай, Александр, – говорю, – я тебя давно хочу спросить об одной вещи, да всё как-то…
– Спрашивай, – благодушно разрешает Сашок. – Может, и отвечу.
– Откуда ты французский язык знаешь?
Брови Сашка удивлённо взлетают, и он недоумённо вперяется в меня. Понимаю его: спроси я о шмотках, о баксах, о бабах – это естественно, но вот что меня, кроме этого перечня, может ещё что-то интересовать, он явно не ожидал.
– «А позволь спросить тебя, чем ты смазываешь свои сапоги, смальцем или дёгтем?» – задумчиво изрекает Сашок и иронически хмыкает. – Ладно, отвечу на твой вопрос. Не только французский знаю, но также английский, немецкий, испанский. Я МГИМО закончил, если тебе это о чём-то говорит.
Говорит. Институт международных отношений. Хотя при чём тут сапоги с дёгтем? На некоторое время я теряю дар речи. Это что ж такое должно было случиться, чтобы потенциальный дипломат подался в киллеры? Ну ладно, понимаю профессора наук космических, который машину теперь мне моет. На фиг тот космос кому сейчас сдался. Но дипломаты?!
– Закончил МГИМО, а удача мимо, – грустно каламбурю я, подводя итог дипломатической карьеры Сашка, и залпом опрокидываю в себя водку из стаканяры. Ну, думаю, за такие шуточки Сашок мне сейчас врежет. Либо словом, либо делом.
Но нет, молчит Сашок. И не двигается. Сидит рядом и сопит только. То ли рассерженно, то ли обиженно. И вдруг он, насколько знаю, никогда не пивший в жизни ничего крепче «пепси», говорит:
