Распни! Распни Его!
К Христу,
Из толпы тянули руки.
Царя ли вашего распну?
Кроме Цезаря,
Нет у нас Царя!
Толпа кричала.
Вмешался Каиафа.
Пилат!
Добьешься бунта в городе.…
И человек из толпы кричал
– По закону нашему
Он должен умереть.
Сыном Божьим он себя назвал.
Сын Божий!
Утверждение грешное,
Но, Обвиняемый, так не говорил,
Или говорил?
Я не уверен в этом.
Первосвященник говорил это,
Но для него ложь, мать родная.
Однако, это говорил,
Один из народа,
От имени толпы,
Объявил он обвинение.
И это без внимания,
Я, правитель, не могу оставить.
У евреев богохульство.…
У евреев богохульство
Хуже преступления.
Другое дело римляне,
Их боги так смешны,
Со своими преступными
Страстями. Они так человечны.
О родине судья подумал.
Всякий храбрый римский
Воин мог смело утверждать —
Сын божий он,
И чувств религиозных
Тем не оскорблять.
Богов на родине Пилата
Не ставили выше человечества.
А в этой стране, Иудейской,
Ленивым Нилом орошаемой,
Разве не поклонялись
Осирису – богу,
Воплощенному,
В облик человеческий.
Они поклонялись, как богу ему.
Желание народов,
Давно известно,
Божество облечь,
Во внешность смертную.
Назарей – философ молодой
Присоединился
К преданиям людским.
Обвиняемого к себе
Подозвал Пилат.
Просил Его приблизиться,
Чтоб лучше рассмотреть
Иисуса Назарея.
Пилат голосом молящим —
Откуда Ты?
Ответа не было.
Был взгляд в ответ,
Разве Ты не знаешь —
Я власть имею
Тебя распять,
И власть —
Отпустить могу Тебя?
Ты не имел бы право,
И власти надо Мной,
Никакой,
Если бы не было дано,
Тебе свыше.
Поэтому греха больше,
На том.…
На том, кто Меня
Предал тебе,
И остановил свой взор,
На Каиафе – первосвященнике.
Пламенем огня,
Божественного,
Каиафу обожгло.
Пилат продолжал судить.
Ты Царь?
И знак, особым голосом,
Он Узнику подавал —
Если это так?
То у меня власть,
И освобождение возможно.
Ты говоришь – я Царь,
Сострадал несчастному
Судье, Иисус.
Я на то родился,
И на то пришел в мир,
Чтобы свидетельствовать,
Об Истине.
Всякий,
Кто от истины,
Слушает гласа Моего,
Знает Бога своего.
Из греческой и римской
Философии Пилат знал —
О преследовании правды.
Всегда преследовали тех,
Кто открыто говорил
О божественном, и думал
О духовном.
Такого человека, безопаснее,
Убить, чем говорить о нем,
О его Учении, правду.
Пилат поднял руки,
Высоко ладонями вперед.
Лучи солнца утреннего,
Искрились в его перстнях.
Руки в таз серебряный,
С водой он опустил.
Он их омыл.
И к толпе он обратился —
Я не виновен в крови
Праведника Сего!
Смотрите Вы!
Толпа завыла, закричала.
Она поняла,
И вызов приняла.
С облегчением вздохнул Пилат.
Страдания его окончены.
Решение, о казни Назарея,
Принято.
Казнить, распять Его!
И передал Узника
Солдатам Рима.
Каиафа радостно —
После народной казни,
Все о нем забудут.
И ученики его будут
Презираемы.
Фанатическое Его Учение
Человечество осмеет.
Мы – священники проследим,
Чтобы Его рождение,
Его учение,
Его казнь, распятие,
В летопись не записали.
Книжники запишут то,
Что мы прикажем.
Двадцать молодцов,
Солдат из Рима
Готовых к бою,
Назарея окружили.
Для верующих Иисус —
Царь, и Он – Спаситель!
Для присутствующих…?
Чувства развращенные,
Пришла толпа утешить.
Величие Узника и блеск,
Значительность Его,
Угнетала толпу, священников.
Бить, и угнетать —
Право силы бездуховной.
Право Сил Небесных —
Жизнь творить,
В реальность превращать,
Мечты,
Учить людей пи жизни
Воскрешать, и при жизни
Счастье познать.
Упустил Пилат свое счастье.
Видел он божественность
Иисуса – обвиняемого,
Но об этом миру не объявил.
Потерять власть боялся он,
