Ужас достиг апогея, следовательно, настало время уповать на спад. Она так и не решилась убрать взгляд с детской могилы. Это ведь не просто отвернуться, это прям вот повернуться на хруст! Смотреть ему в лицо… Есть у него лицо? А у неё осталось? Мозг шуршал каждой извилиной. Очень старался перешуметь ломку тишины. Ещё подбодрить, не без этого. А что в таких случаях говорят, кроме «Спаси меня, Господи»?
К шороху присоединились голоса. Это уже не в какие ворота! Даже не в кованные. Мало того, обстоятельства стали откровенно бесить. Полка собрала на овальном лбу полчища морщин и задышала. Во всю, обычно и с сапом, как полагается. А чего? Им шуметь можно, а ей нет? Вообще-то кладбище за ней числится. Ну она за ним. В смысле… Плевать на смысл! Отошла от могилки, вперилась в тьму.
– Ни хрена, – кратко и с хрипом обрисовала ситуацию.
Обиднее, что ни хрена и не послышалось. Наоборот. Хруст и болтовня набирали в чёткости.
– Ну я им! – проворчала, не снимая близорукий прицел.
А что ещё оставалось? Рвануть к чахлому домику, с которого грустно блестит табличка Администрация? Бежать, куда глаза глядят и не видят, задыхаться расплёскивая страх, чтоб вскоре на нём же и поскользнуться? Конечно, нет. Она не трус! И она заблудилась. А тут всё-таки живые люди. Живые ли?
– А сколько ещё идти? – едва слышно прошелестел девичий голос.
Юкина вздрогнула, попятилась. Нога утонула в мягкой земле, туфель захлебнулся свежевскопанным дëрном. Мягкое место обрело твердь, из овальных глаз брызнули слëзы.
– Больно! Дура! – шевелила губами.
От жалости к себе свело скулы.
– Холодно, – скулила незнакомка.
– Потерпи, – отрезал мужской шёпот.
– Чокнутые! – злобно прошипела Юкина, потирая лодыжку, дабы прогнать собственную боль. – Совсем ошалели.
Серчала. Ещё бы! Чуть не убилась. И всё из-за каких-то чудаков, решившихся свою романтику по крестам развешивать. Кое-как встала. Ну она сейчас им задаст! Ишь удумали. Нога стоять никак не хотела. Спина прильнула к дереву. Блевотно-жëлтый ватник поцарапался о кору. Чëрт с ним: не сняла и не сняла. Дай Бог в нём не подохнуть.
Голоса не давали исчезнуть общению, но Юкина их уже почти не слышала. Мокрый ветер опять взялся стонать, точно передразнивал бедную Полку. Сбросила туфли. Злилась на них. Но подняла. Жалко ведь, они ненарочно. И денег стоят. Собралась догнать неизвестных бесстыдников, но получилось только хромать.
– Это всё Кизыл! – ругалась на мягкую тропку. – То же мне землекоп-любитель.
Лодыжка ныла, и сквозь эти рыдания явственно звучали угрозы треснуть и рассыпаться. Юкина всхлипывала. Ковыляла и всхлипывала. Вознамерилась упасть, но руки вовремя ухватились за тоненькую берёзоньку. Молодая ещё. Как та сказочная девочка… Ой! От деревца что-то отвалилось. Отслоилось. И рухнуло. Полина поджала губы. Неужели она берёзку сломала? Прежде, чем расплакаться, глянула вниз. Лопата? Ну точно. Та самая, её ещё привратник Кизыл лично покупал. Это он так будущую работу метит. Мол, вот тут завтра копать. Или не тут. Юкина подняла находку:
– А вот и костыль!
Луна, кажется, сжалилась над хромающим овалом и жирно закапала на тропинку. Полина не знала, в какую сторону идти. Тем более идти почти не получалось. Просто с трудом перемещала себя куда-то. Куда-то вон туда.
– Ты чего? – прошелестел уже знакомый женский голосок.
Воспрянула духом. Поправила уставшую лопату и ускорила хромой шаг. Масляная луна, заразившись оптимизмом, щедро поливала путь.
