– Вот шайтан! – восклицал привратник. – Женат! – провожал взглядом отрекомендованного ухажёра, взявшего под локоток хнычущую пассию.
О том, что брак не обязателен для таких нехитрых контактов, Кизыл не размышлял. Лично он бы себе не позволил хватать чужую женщину. Да и вообще ничего чужого не брал. Даже метлу эту купил сам. Будто подтверждая истину, крепче сжал черенок спрятанной в большую перчатку маленькой ладошкой. Вот поди ж ты, работящий человек, а рук своих стесняется. Ну точно застарелый коррупционер, что ужасно переживает из-за взяток. Парадокс, не иначе.
Подглядывала сквозь щёлку стойких жалюзи за тем, кого Кизыл нарёк горемыкой. И правда жених. В смысле, красивый. Не Кизыл, горемыка. Она давно его заметила. Да и как не заметить? Высокий, бледный, с чёрными, что его взор, блестящими волосами. На стройном стане тёмно-серый плащ, под мышкой алые до крови из глаз гвоздики. Принц какой-то. Простолюдины так себя не несут. Они себя тащат. С роддома на кладбище. А он парит, словно уверен, что земля хоть и пух, но старт.
Он ей сразу понравился. Ещё когда хоронил первую жену. Это случилось… случилось… ну жены три назад, не меньше. Словно подарок ей тогда сделал на её второй день трудоустройства. День был второй, а он стал первым. Ещё пакет пурпурного винограда в холодильнике лежал, довольствуясь статусом недоеденный, ибо кислый. Она вышла на солнышко, ножки размять, спинкой хрустнуть, ох, как ей надоело переписывать этих мёртвых! Мотала головой прикидывая, выдержит ли здесь целый квартал?! А тут он. Принц! Её принц.
На самом деле горемыку звали Савелий, она выяснила, всё-таки испытательный срок в Администрации дали, а не где-нибудь. Да только принцу Савелий решительно не шло. От Савелия, она уверена, не может пахнуть ничем, кроме разогретого в микроволновке борща и замоченного в недельных майках тела. Да и само имя из ассоциаций выбирает исключительно образ ржавой солянки с почерневшим луком и дебелыми сосисками. Удовольствие перемещается в желудок, длительная стимуляция разума стекает в безлимитные слюни. Точно бульдогу показали еду. Или бульдогу показалось, что вон то – еда.
Но она не бульдог, у неё и голова овальная. И нос овальный. Когда светло, он плохо дышит, чтобы потом в мрак полуовальный рот мог славно храпеть. Ещё она разбаловала желудок. От его капризов врач сказал питаться дробно. И она дробит. Сейчас дробит, а тогда ела всё подряд и когда захочется. Например, покупала себе пурпурный виноград. Поминая те времена, самостоятельно пришла к выводу, что всё познаётся в сравнении. Ныне смотрит на раскалённую сковороду с позавчерашней гречкой и думает, что тогда ещё и в шарф не нужно было кутаться. Конечно, о Принце тоже думает. Она теперь всегда о нём думает. Сегодня вот планировала воображать, как он станет истязаться ревностью, лишь поймает её смелый взгляд на чужом прокаченном торсе. Но не успела. Не дали. Испортили настроение.
Тот день, что был её вторым, виделся хмурым, тугим и приползшим из страха в раздражение. Наподобие старой прибранной пружины, которая всё норовит, отринув обстоятельства, наконец-то познать полный рост. Однако всё знают, что ни от её размеров, ни от скорости обретения свободы плохо никому не станет. Бояться нечего. Тупо ожидание напрягает. Завтра не обещало исключений, только если поднабрать в степени отвратительности. И ведь так и было бы, но это волшебное «вдруг». Вдруг она увидела Принца Савелия.
