Выбор моей реальности Том 2 - страница 18

Из края в край мы к смерти держим путь;
Из края смерти нам не повернуть.
Смотри же, в здешнем караван–сарае
Своей любви случайно не забудь!

— Кто же создал этот четырёхстрочный пятистопный ямб, наполненный глубочайшим философским смыслом? — задался вопросом Ираклий, сразив меня глубокими познаниями в области теоретических основ стихосложения древней художественной литературы.

— Краткие поучительные четверостишия — размышления о смысле жизни и человеческих судьбах мы называем «рубаи», а строки принадлежат земляку — молодому персидскому поэту по имени Абу-ль-Фатх Омар Хайям Нишапури… прошу, располагайтесь… — Ибн Язид сгорбился ещё ниже и указал на персидские ковры, — чем могу вам угодить? Предложить выносливых рабов–гулямов? Талантливых поэтов? Певцов и музыкантов или гибких, восхитительных гурий?

— Видимо, последнее… — улыбнулся я.

Однако вместо гурий вышли одетые в белое парни и перед нами на полу расстелили тонкую красную скатерть, опять с павлинами. Поставили поднос с чаем, вынесли вазу с жёлтым мороженым, две ярко–синие тарелки с голубыми и золотистыми узорами, на одной — сушёные финики, хурма и абрикосы; на другой — сладости, похожие на современный рахат-лукум. Увидев тарелки, Ираклий, как женщина, принялся восхищаться и кудахтать:

— Необычайно тонкая работа! Великолепное творение персидских мастеров!

— Познакомьтесь с иранской посудой Мина–кари. Изделие из красной меди наивысшего качества покрывают белой глиной, трижды помещают в печь для обжига, затем традиционными узорами расписывают натуральными красками на основе оксидов золота и меди. Эмаль настолько прочная, что на поверхности можно резать самым острым ножом, но следа не останется… — пока Ибн Язид расхваливал всё, что мог, парни вынесли аналогичную тарелку, положили на колени Ираклию, — примите скромный дар в знак гостеприимства. Освежитесь шафрановым мороженым, утолите жажду чёрным чаем с лепестками цветков померанца.

Я с подозрением заглянул в чай, где плавали мелкие белые цветы… но чай напомнил обычный напиток с лимоном... из занавески вышли музыканты… ими оказались знакомые парни. Один торжественно нёс деревянную трапецию с натянутыми металлическими струнами; другой поставил на пол барабан, внешне напоминавший полуметровую чашу; третий держал в руках тростниковую палочку–флейту, четвёртый — необычную миниатюрную гитару, корпус который выполнен в форме восьмёрки.

Ибн Язид шаркающей походкой подошёл к первому музыканту, провёл краткую экскурсию:

— Персидский сантур — самый древний иранский музыкальный инструмент. Сантур уникален тем, что является струнным и ударным одновременно. Посмотрите, здесь натянуто более семидесяти струн, а красочный, проникающий в душу плач извлекают двумя мизрабами — лёгкими металлическими молоточками… — Ибн Язид обратил свой взор на музыканта, и тот сыграл пару аккордов. Сантур порадовал колоритным восточным звучанием…

Persian Santur - Chaharmezrab Nava | سنتور - چهارمضراب نوا

— Томбак... — Ибн Язид показал на барабан, — изготовлен из цельного куска дерева грецкого ореха, сверху обтянут тончайшей кожей годовалого одногорбого верблюда…

Mohammad Mortazavi - Philharmonie Berlin --Balal Balal

— Ней — древнейший музыкальный инструмент, пришедший к нам сквозь мгновение нескольких тысячелетий, без него невозможно представить ни одну традиционную персидскую мелодию... и наконец, известный неповторимым пением шестиструнный тар, корпус которого создан из тутового дерева…