Высокие ступени - страница 10



То ли мгла подаёт похитителю чёрные знаки?
«Похититель верблюдов и золота спит на песке…»
И в мешках, и в карманах его золотого немало.
Это песня о жёлтом металле, синице в руке,
О подарках маридов, смотрящих куда-то устало.
…Где-то в Северной Африке я обретаюсь сейчас.
Дромадер по гамаде уходит в закатное пламя,
Караван похитителя тащит богатство для нас.
Открывайся, пустыня, по строчкам Омара Хайяма.
Это ветры иллюзий? Реальность? Смотрю, как идёт
Снег песочного цвета и вьюгой навьюжен мехари.
Будет золото бедным. И праздник. И парусный флот.
Корабли марсиан. И феллахские песни Сахары.

«Там, где падает снег, паровозы идут по воде…»

Там, где падает снег, паровозы идут по воде…
Б. П.
Поезда в Поронайске идут по холодной воде,
Проводник поднимает глаза к синеватой звезде,
Машет ручкой составу зимой, а весною поёт,
На любой остановке написано прописью: «Nord».
Твой двойник до сих пор засыпает в зелёном купе:
Сновиденье цветёт, и архангел сидит на гербе
Незнакомого места и курит чертовский табак,
И мальчишка стоит, точно некий из прошлого знак.
Поронайский состав до Парнаса дотянет навряд:
Отгадать парадиз стало трудно, а выглянуть в ад —
Много проще, чем жизнь чешуёй зарифмованной скрыть,
И архангел вверху продолжает взатяжку курить.
Остановка. Вагон проводник открывает. Душа
Вышла в мятом своём и куда-то идёт не спеша
По воде ли, по суше… Ты выпустил слово. Ты сам
Что-то плёл о таком полуночникам и поездам.
Смотрит ангел-очкарик-двойник-одиночка на юг,
Нет в печурке огня, тот, что бился, отбился от рук…
Паровоз постоит и, заправившись сказкой морской,
Станет слушать опять, как тоскует твой голос живой.

«Сад говорил на языке жар-птицы…»

Сад говорил на языке жар-птицы,
Которая вчерашней сказкой снится
И, как всегда, сулит жемчужный клад.
Возможно всё, когда листвой смущённой
Нагнётся жизнь и мальчик изумлённый
Обнимет в сновиденье яркий сад.
Сад скажет: что ты потерял, ребёнок,
Тебя как будто видел я спросонок
И забывал в потерянной листве?
Кого ты ищешь, твой Мегрэ из книжки,
Скурив две трубки, не откроет фишки:
Кто твой отец? И с кем ещё в родстве?
Глаза отводит старый сад, а ветер
Перебирает тех, кого приметил,
Когда смотрел, как дождь смывает все
Следы того, кого признал бы малый,
Селена впишет грустный взгляд в сценарий
И остановит луч на той слезе,
Что спрятана в подушку. Мальчик вырос…
Отец – душа на ветер, торс – на вынос,
И мать ни взглядом, ни молчаньем не
Поможет больше. Там за облаками
Вздыхает Тот, Кто вместе с рыбаками…
Сад с головой в рубиновом огне.

Неизвестный поезд

Когда остановится поезд – случится весна,
И трав малахитовых небо коснётся лучами,
И ночь будет старым диспетчером осуждена,
И жизнь постоит пять минут под большими часами.
На скромном вокзале последний смещается снег,
На ветке молчанья в жилетке нефритовой птица,
На трёх облаках нацарапан туманный хештег,
Кто первый заметит в вагон голубой превратится,
И будет с гармошкою «катится, катится…» петь
В дуэте с худым крокодилом, очкариком Геной,
О счастье, с которым, обнявшись, легко умереть,
Смирившись, как будто буддист, с непростой переменой.
Когда остановится сердце железное и
Вдохнёт передышку, то вытянут шеи деревья,
И выйдет волшебник, раздарит подарки свои,
И музыкой брызнет мобильник с повтором припева.
Когда остановится скорый, посмотришь в глаза
Себе молодому, носящему с лёгкостью тело,
В застиранной кофте душа прометнётся скользя,
А выйдет в стране пармезана: метро «Трокадеро»,