А в это время в штабе 370-й пехотной дивизии противника генерал-майор Клепп, как потом выяснилось, учинял разнос своим подчинённым. Штаб располагался в Моздоке, в здании собора, на колокольне которого находился НП. Ныне этого здания нет – на его месте городская площадь, окружённая новыми домами.
Стрелки часов показывали ровно 18.00, когда сильный грохот нового артналёта прервал непривычную тишину. Плотность вражеского огня на сей раз была особенно велика. На боевые порядки гвардейской бригады обрушился сплошной огневой вал. С характерным завыванием над позициями наших войск снова появились бомбардировщики – на этот раз тяжёлые Ю-88, нёсшие по полторы тонны бомбового груза каждый.
С тревогой смотрели мы на чёрные фонтаны земли, вздымавшиеся над позициями артдивизиона 8-й бригады и 52-го миномётного дивизиона. Понимали, что потери там были неизбежны, но как велики эти потери?!
А в районе переправы уже тянулся от берега к берегу узкий наплавной мост. По нему торопливо двигались на правобережный плацдарм танки и бронетранспортёры противника. Только бомбовый удар нашей авиации по переправе мог бы помешать переброске на правый берег значительных сил гитлеровцев.
Связавшись с командующим 9-й армией, я снова попросил поддержки с воздуха. Увы! Девятка «петляковых» появилась над переправой лишь тогда, когда основные силы гитлеровцев уже были на правом берегу. Не зная, какой трудный бой пришлось перед тем выдержать нашим лётчикам с вражескими истребителями, я сгоряча ругнул их из-за опоздания и приник к стереотрубе.
Несмотря на ошеломляющий артналет и бомбовые удары вражеской авиации, наши артиллеристы, проявляя истинный героизм, начали ответный артобстрел. Но видно было, что им чрезвычайно тяжело делать своё дело под огнём такой высокой плотности.
Через полчаса сосредоточенные на правобережном плацдарме силы противника двинулись в атаку. И опять основной удар был направлен на прорыв обороны первого батальона 8-й бригады – на юг, вдоль шоссе и узкоколейки. Снова особенно тяжело пришлось третьей роте. В центр её боевых порядков ворвались три вражеских танка. Но, видно, недаром делали мы такую серьёзную ставку на противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью. Из «проутюженных» окопов то там, то здесь вылетала, сверкнув на солнце, бутылка… Вскоре от трёх фашистских Т-III к небу потянулись три столба чёрного дыма.
На левом фланге третьей роты с удивительным спокойствием вновь ловил в перекрестие прицела очередной танк сержант Саров. Однако его сорокапятку заметили. Башня танка развернулась в его сторону. Выстрелы орудия Сарова и танковой пушки прозвучали одновременно. Танк замер. Но в тот же миг взорвался рядом с сорокапяткой осколочный снаряд. Саров судорожно прижал к коленям лобастую голову и свалился у орудийного щита. Буквально через минуту над раненым в грудь сержантом склонилась осунувшаяся за этот день Галина Майская. Как могла она успевать от одного раненого к другому, как ухитрялась появляться в нужном месте через минуту – две после того, как потребовалась её помощь? И всё-таки успевала. Наскоро перебинтовав Сарова, военфельдшер попыталась вынести его с поля боя, но на первых же метрах пути сержант, не приходя в сознание, скончался.
Тем временем ожесточённый бой разгорелся на правом фланге третьей роты. Галина поспешила туда. Там, в районе позиции артдивизиона, гвардейцы схватились с танками врага. Сильным миномётным и пулемётным огнем они сумели отсечь вражескую пехоту от танков, а в это время наши артиллеристы обрушили на машины противника всю свою огневую мощь. Потеряв ещё два танка, гитлеровцы отошли.
