Взрослые дети - страница 6

– Дайте мне таблетку от давления, – потребовала в довершение пассажирка.

Ее лицо снова багровело. Емкими выражениями она высказала претензии к невестке, сыну, которого угораздило в нее влюбиться и, наконец, к врачам.

– Ни один… Ни один, – говорила она, грозя всем медикам мира пухлым пальцем. – Толком не объяснил, что мне делать… Лишь бы отмахнуться…

Терпение врача лопнуло, хоть он тех докторов не знал лично, но они были его коллегами, а профессиональную солидарность никто не отменял.

– Двигаться больше надо, – бросил он на прощание и пожелал крепкого здоровья.

– Нет, ну, вы слышали? – жаловалась пассажирка полковнику. – Все слышали? – добавила она для остальных, глядя почему-то на Сашу.

– Женщина, не кричите! Не у себя дома.

Таким образом проводница давала понять, что обещание по поводу чая теряет силу. И теряет отнюдь не по ее вине. Точно так же строгая няня отказывает ребенку в шоколаде из-за его плохого поведения, но не потому, что ей захотелось сладкого самой. Потом она еще как бы случайно затевает нравоучительную лекцию на тему «воспитанный человек должен делиться с другими».

– Взрослая женщина, а кричите на весь вагон, – добавила проводница, вжившись в роль блюстителя добронравия.

– Да у вас тут бордель!

Пассажирка хотела сказать «бардак», но как-то само собой вырвалось. Впрочем, все и так поняли, о чем речь. Со всех сторон на проводницу посыпались претензии. Они копились и копились, теперь же, когда несправедливости бросили вызов, он был поддержан.

– Попробуйте сами поспать в одежде, без подушки…

Некий энтузиаст предложил проверить проводницкое купе на наличие спальных принадлежностей: «Сама-то наверняка на мягком спит!»

– Откройте туалет! – звучало с другой стороны.

Назревала вагонная революция. Проводница пыталась доказать, что она человек подневольный и обстоятельно доложила об инструкциях, которые запрещают открывать «ватерклозет» на стоянках. Она сама не понимала, откуда всплыло это странное слово. Видимо, из инструкции, завалявшейся с незапамятных времен. Пассажиры вдруг стали для нее дорогими. Проводница разоткровенничалась и посетовала на маленькую зарплату, постоянные разъезды и, как следствие, отсутствие личной жизни. Она чуть не разрыдалась при словах: «Мне приказали сдать все постельное, я и сдала». Ее взгляд вдруг остановился на Саше, совершенно безразличном к постельным прениям.

– У вас будут жалобы на качество обслуживания? – спросила она у него подхалимски.

«Парень тихий, на рожон не лезет, не жалуется», – это вселяло в нее надежду. И она не прогадала. Больше всего Саше хотелось, чтоб его оставили в покое. Но после вопроса проводницы все протестующие ждали ответной реакции.

– Сейчас, сейчас он вам все выскажет. Военные молчать не станут, – пугала проводницу женщина с паспортом.

Полковник Груздев, дремавший на новом месте, сразу открыл глаза и закряхтел.

– Нет у меня претензий, – твердо сказал Саша.

– Как это?.. Как это?.. – зазвучало отовсюду.

– Да что его спрашивать… Их там обучают на брюхе по грязи ползать… А пикнут, сразу на губу отправят или вообще…

Оратор не успел сказать самого, на его взгляд, важного.

– Тихо! – рявкнул полковник, как в былые годы, и показал красные корочки, бывшие для него чем-то вроде талисмана.

Поняв, что этот мощный резерв на ее стороне, проводница перешла в наступление и пригрозила позвать милицию. Хотя слово «милиция» официально было признано устаревшим, звучало оно по-прежнему грозно.