«Пришлось забрать дело в свои руки, купить план и начать правильный изыск (sic!) окрестностей. Первым делом мы отправились в Берхтесгаден, чудесное место, но, проездив два дня, ничего не нашли. Вторая поездка была в Гармиш, откуда нас послали в Этталь, тихое местечко около большого монастыря, долина зажата между горами, в четырёх километрах от Обераммергау, знаменитого моста, где раз в десять лет – и как раз в этом году – показывают Passionenspiele, представления из Библии, в память избавления от чумы времён „Декамерона“».
6 апреля Прокофьев пишет из Этталя:
«….после отчаянных поисков мы нашли очаровательный дом, в высоких горах, близ Тирольской границы, куда немедленно переселились и откуда я тебе пишу. Дом – настоящий барский особняк, с изящными меблированными комнатами, электричеством, ванной, паровым отоплением, балконами, коврами, широкими кроватями, мягкими кушетками, библиотекой на трёх языках, футуристическими картинами на стенах – словом, такой, какой и не снилось. Вид вокруг великолепный, воздух как мёд, рядом большой монастырь и с десяток других домов, поэтому тишина изумительная. Одним словом мы с Б. Н. расцеловались, когда нашли. Когда ты сюда приедешь?»
В Этталь, в дом под названием «Христофорус» приезжает и мама, успокоенная после свидания с врачом, нашедшим её состояние не внушающим опасений. Продолжается переписка с Linette. Она обещает приехать в июле, недели на две, отдохнуть. Прокофьев пишет в Дневнике, что очень рад этому, её не хватало в Эттале, ей здесь понравится.
Прокофьев в восторге от Этталя.
«У нас тут только что разыгрывается запоздалая весна: зацвёл фруктовый сад, появилась черёмуха и сирень. (письмо от 14 мая 1922) Жизнь протекает тихо и приятно, Мария Григорьевна водворилась и довольна, Борис Николаевич спит, ест, толстеет, приготовляет к печати свою книгу и проигрывает мне в шахматы. Дягилев будет давать „Шута“ в Grand' Opera в первых числах июня, но я, кажется, не поеду: дорого, да и не хочется уезжать отсюда».
В Милане Лина продолжает заниматься. Она просит Прокофьева прислать для русской подруги какие-нибудь лёгкие сочинения для рояля – Гавот, Мимолётности или что-нибудь из «Сказок старой бабушки», для экзамена в консерватории; а также купить ей фотоаппарат, так как свой она потеряла при переезде из Парижа. Она трудится в поте лица. Из письмы Лины Сергею от 1 июня 1922 года:
«Работаю во всю, как никогда – это самое необходимое – помню твой завет. Хочу во что бы то ни стало в сентябре – октябре дебютировать. Это возможно. Нельзя терять ни минуты, нужно работать. У меня чудный маэстро и репетитор. Связи тоже приобретаю понемногу. Директор Ricordi и Компания (всемогущие в Италии). Гранди – главный декоратор Scala.»
Она сообщает также, что подруга – американка – во время её отсутствия сняла квартиру для Лины и Сергея. Квартира великолепная, хорошо меблированная, есть удобства, прислуга – хорошая и всё это обходится дешевле, чем жизнь в «музыкальном пансионе». Здесь бывает много народа, подруги – весьма интересные. Забегает Маринетти, известный футуристический художник, добрый знакомый Гончаровой и Ларионова. Но всё время поглощает работа. Scala закрылась, однако в консерватории продолжаются симфонические концерты. В программе первого концерта Франк, Сибелиус, Скарлатти, во втором исполнялись Вебер, Бетховен, Брамс.
Прокофьев настойчиво приглашает Лину в Этталь. В письме от 8 июня 1922 года он пишет:
