Читать онлайн Николай Хмеленок - Я и моя эпоха
Человеку многое может быть не по силам, но ничто не должно быть ему не по совести.
Альберт Швейцер
* * *
Я не планировал писать книгу. Но однажды понял: передо мной прошла целая эпоха. Я видел многое собственными глазами. Сейчас многие одну часть этой эпохи пытаются очернить, другую часть героизировать.
В этой книге нет вымышленных героев. Здесь то, что я видел и пережил сам.
Я не святой. Я ошибался. Верил Горбачёву. Надеялся на справедливость. Но если бы можно было начать заново – я бы всё равно шёл своим путём.
Эта книга – для тех, кто умеет слышать сердце.
Для тех, кто когда-либо чувствовал себя лишним.
Для тех, кто борется за право жить под солнцем.
Может быть, кто-то прочитает и скажет: «Если он смог, то, может, и я смогу».
* * *
Мне четыре года. Меня везут к профессору в Киев. Я никогда не видел столько огней, как здесь. Эти огни остались самым ярким моим воспоминанием о Киеве.
У домашних была последняя надежда – на профессора, о котором все только и говорили. Но профессор сказал, что я опоздал родиться. Уже прошло много времени. У меня тетрапарез – детский церебральный паралич с поражением четырёх конечностей.
По словам бабушки, я родился мёртвым. Современная медицина называет это тяжёлой асфиксией (удушьем) или неонатальной депрессией (отсутствие дыхания, слабое сердцебиение, синюшность и т.п.). Акушерка применила народный способ – холодную воду из колодца – чтобы вызвать шоковый дыхательный рефлекс. Асфиксия при родах – одна из наиболее частых причин детского церебрального паралича. Когда мозг новорождённого не получает кислород в течение критически важного времени, могут повредиться участки, отвечающие за движение, тонус мышц и координацию.
Бабушка в моей инвалидности винила акушерку.
А мама, когда узнала, что я инвалид, тронулась умом.
* * *
Все советовали сдать меня в дом инвалидов. Но родители всем отвечали, что никуда меня сдавать не будут.
Я до пяти лет не ходил. Бабушка меня выходила. Мешками приносила муравьёв из лесу и делала мне тёплые компрессы. Помню, как она носила меня на плечах, подвязав платком, когда шла на свадьбу к соседям через дорогу. Было многолюдно и шумно.
Помню, как упал с кровати и поломал руку. Я хотел поймать солнечный зайчик на кровати, потому что мне надоело смотреть на этот бумажный ковёр на стене с оленями. Теперь хожу с гипсом.
* * *
Мне семь лет. Учителя ходят по домам будущих первоклассников.
– Ваш сын, конечно, в школу не пойдёт.
– Пойдёт. Только на следующий год. Пусть немного окрепнет. Он знает все буквы и умеет читать.
Читать я научился до шести лет. Дальний сосед показал мне все буквы и сказал, что мне надо в школу.
Книг в доме у нас не было, кроме бабушкиного Евангелия, в котором отсутствовали страницы в начале и в конце, использованные покойным дедушкой для самокруток. Я читал слова из отрывного календаря и из полосок газет, которыми обклеивали на зиму щели в окнах.
Бабушка иногда горевала: «Как ты будешь жениться, внучок?». На что я всегда отвечал: «Я буду жениться в рукавицах».
Я хотел поскорее пойти в школу, но боялся, что туда надо заходить по лестницам. В моём понятии ступеньки представлялись приставными лестницами, по которым надо заходить через окно.
* * *
Магазинных игрушек у нас в доме тоже не было. Сестра, которая была на два года младше меня, играла с тряпичными куклами. А я вместо машинок использовал стулья, вставляя ноги в проёмы на спинке стула, а летом катался на подсолнухах, вырванных с корнями.
Первая кукла у сестры появилась, когда ей сделали операцию на гландах в Гомеле. А мне тогда же купили букварь.
Помню, как мама водила мою руку, уча меня писать. Когда получалось некрасиво, она вырывала листок и заменяла его другим из чистой тетради. Позже я и сам стал вырывать листки, ничего не вставляя взамен. Потом учитель сказал, что так делать нельзя.
* * *
Электрический свет у нас появился, уже когда я пошёл в школу. Сначала в одной комнате, где я делал уроки.
А когда провели радио, мы с сестрой танцевали вокруг грубки – небольшой, простой печки без лежанки.
А позже провели свет и в первой комнате. И у нас появился и утюг.
* * *
В школу меня водили либо мама, либо отец, либо бабушка. Зимой чаще всего на санках возил отец. Однажды у меня замёрзли руки и учитель, сняв с меня перчатки, полурока отогревал их под краном в классе.
В начальной школе я был отличником, моя фотография висела на доске почёта. Но бывали и двойки. Помню, как мне поставили двойку за невыученное стихотворение. Я не выучил, потому что забыл про него.
Ко мне относились хорошо и не делали скидку на инвалидность. Однажды бабушка пришла за мной, и весь класс начал рассказывать, что мне выделили пальто не потому, что у меня больные ручки и ноги, а потому что я хорошо учусь. Это была материальная помощь из фонда школы семьям, которые нуждались в помощи. Поскольку мама не работала и имела инвалидность, мне тоже выделили помощь. Но как педагогически грамотно представил это учитель.
На физкультуру первое время я ходил со всеми, даже бегал, если можно назвать мои прыжки бегом. Но когда однажды я упал в коридоре, меня стали оставлять в классе.
Как-то раз была контрольная по математике, и я не со всеми заданиями справился. Оставшись один в классе, когда была физкультура, я подошёл к учительскому столу и вытащил из стопки тетрадь самого сильного в математике ученика. Математика мне давалась трудно, мне было трудно передвигать косточки на счётах.
Переписав решение, я зачем-то наставил в открытом журнале себе пятёрок. Но чтобы учитель ничего не заметил, наставил пятёрок и другим ученикам. «Нет, учитель догадается»… Добавил себе и другим ещё и двоек.
Когда прозвенел урок и с физкультуры вернулись все в класс, я сидел с носом в красных чернилах, поскольку я брал перьевую ручку учителя ртом (я пишу стоя двумя руками, прижимая ручку к животу), а на столе учителя стояла только красная чернильница.
Я не помню, чтобы меня ругали. Папе рассказали об этом случае уже позже на родительском собрании, и папа только передал мне, что ему рассказали.
Когда сестра пошла в школу, ходил вместе с сестрой. Она несла в своём портфеле свои и мои учебники.
* * *
Была ли у меня симпатия? Да. Во втором классе и позже мне очень нравилась одна девочка по имени Оля. Особенно мне нравилось, как она пела «Солнечный зайчик». Дома, сделав уроки, я рисовал и рисовал её портреты, если можно так назвать мои рисунки. Все мои промокашки были исписаны её именем.
Петь я совсем не умею. Я не ходил в детсад и не знаю ни одной песни. Меня вызывают петь вдвоём с другом, и я только открываю рот. Оценки получаю за выученные тексты песен.
А вот рисовать люблю. Срисовываю все картинки из учебников и из вышитых картин в рамках на стене. Чтобы рисунок выглядел ярче, карандаши слюнявлю.
А ещё люблю рисовать одноклассникам по их просьбе фантастических животных.
Первые цветные карандаши мне подарили соседские дети.
Как и пионерский галстук на приём в пионеры в годовщину Октября. Всех принимали в пионеры на день рождения Ленина, а отличников 7 ноября. В этот день мы ходили с флажками к памятнику в центре деревни.
* * *
Подруги моей сестры и мои подруги. С ними мы гуляем возле нашего или их двора. Они берут меня играть в классы, хотя я не умею прыгать на одной ноге. И даже в футбол играю с ними с детским мячом.
Мальчики в свои игры меня не берут. Я иногда подхожу к ним в парк напротив нашего дома. Они вечно с книгами. Нет, не c учебниками. По улице можно часто увидеть школьников, которые читают книгу на ходу.
Однажды вынес на улицу мамину бутылочку со снотворным. Все выпили по одной «витаминке», а некоторые по нескольку. Многие уснули прямо на лугу. Пришлось вызывать скорую. Правда, за это мне ничего не было.
Зато в другой раз меня с сестрой отругали ни за что. Мы с мамой и сестрой ходили на копанку стирать одежду и постельные принадлежности. Мы с сестрой пришли домой раньше. Дом был на замке (бабушка, наверное, пасла гусей), и мы заглянули в огород посмотреть, нет ли там бабушки. Яблоня возле сарая была разломана на две части. Когда мама пришла домой, соседка наговорила, что это мы сломали яблоню. Нас не били, но было очень обидно.
А ещё эта соседка сказала, что неправильно называть родителей на «вы» и что надо говорить «папа», а не «тата». Пусть они говорят, как хотят, а мы будем говорить, как принято в нашей семье.
* * *
Я пойду в пятый класс. За лето я прочитал почти все учебники за пятый класс. Сосед тёти и крёстной рассказал мне все буквы немецкого алфавита, и я читал слова в соответствии с алфавитом: «деутсцх» вместо «дойч».
За пятый класс у меня всего две четвёрки – по пению и истории. У нас кабинетная система, и у меня пропал учебник по истории древнего мира. Я взял в библиотеке старый учебник, но он не совпадал с новой программой. На уроке друг клал свой учебник посредине парты, и я подчитывал следующие абзацы, пока кто-то отвечал.
Дома о пропаже учебника я никому не рассказал.
Как и никому не сказал, что в шестом классе мне приписали очки.
Я старался садиться за первой партой, чтобы лучше видеть.
А ещё мне в шестом классе несправедливо поставили двойку по немецкому. Я знал стихотворение наизусть. Но некоторые не выучившие стихотворение вырвали листок из учебника и прикрепили листок сзади учительского стульчика. Когда учительница встала и всё поняла, она поставила всему классу двойки.
* * *
После шестого класса бабушка возила меня в церковь святить яблоки на Спаса в Чернигов, где живут её две сестры. Я вижу у них украинские газеты и журналы. Мне очень понравился этот язык, и я прошу троюродных сестёр, чтобы они писали мне письма по-украински. У одной из сестёр красивый почерк с необычными начертаниями некоторых букв, и я стараюсь его копировать.
В седьмом классе у нас новый учитель по немецкому. Как-то учитель похвалил меня, сказав, что я буду переводчиком. И с тех пор я стал мечтать о профессии учителя немецкого языка. Хотя до этого во всех анкетах писал, что хочу быть художником.
До конца седьмого класса учитель нас не доучил. В мае его забрали в армию. Да и сам я не доучился до конца седьмого класса. Началась эпидемия коклюша.
* * *
Конец мая. Тепло. А мне приходится лежать в больнице и пропускать уроки. От скуки разглядываю на потолке очертания разных фигур. Вот пятно, похоже на Австралию. А вот в этом мне видится стоящий на голове мальчик с собакой.
В палате тишина. Вдруг открывается дверь, и в палату заходит медсестра с какой-то девчонкой. Опять принесли противное лекарство. Девчонка держит в руках термометр.
Закончился обход. Мои соседи по койке уходят в столовую на обед. Мне приносят еду прямо в палату. Я сижу с книгой и жду. Открывается дверь, заходит тётя в белом халате, а с ней та же девчонка. Пока ставят еду, незнакомка всё время смотрит на меня. «Коля, ты слабо кушаешь», – говорит мне тётя в белом халате, забирая тарелку и стакан с ложкой, и они уходят.
Я больше часа сижу сам и уже хотел было лечь, как вдруг в дверях появляется та же самая девчонка. Подходит ко мне и садится рядом со мной на койке.
– Значит, тебя зовут Коля? – с ходу спрашивает черноволосая девчонка.
– Да.
– А меня Рая.
Расспросила, из какой я деревни. Она оказалась из Грушного.
– А в каком ты классе учишься? – спросила незнакомка.