Ради Анни сотворят. Иначе быть не может.
– Нет, – пожала она плечами. – Уже нет.
– Это из-за того, что случилось с тобой в детстве? – нахмурился Александр, сел напротив Анни и тоже отломил кусочек рыбы.
К чёрту условности и правила этикета. Как там гласила народная мудрость устами бабушки Александра: «Рыбу, птицу и девицу берут голыми руками»? Позже он вырос, в его бытность вошло множество обязательных столовых приборов и точно такой же непременный латекс…
– Да, – коротко кивнула Анни.
– Можешь рассказать подробнее, если тебе удобно, конечно?
– Что рассказывать?.. – вздохнула та в ответ. – На самом деле я мало что помню из того времени. Бабушка говорила, что порок сердца у меня нашли не сразу, никто и не искал на самом деле. Я вроде как нормальной родилась. В нашем посёлке был один педиатр, а потом и его не стало, фельдшер только остался. В республиканской больнице случайно обнаружили, отправили в Москву, там поставили в очередь на операцию… вот и вся история.
– Но ведь операцию тебе сделали не в Москве, правильно?
– В Израиле, – кивнула Анни. – В Москве, когда, наконец, подошла очередь, отказались. Сказали – поздно. Вернее: «Вы ещё живы?» – это я точно запомнила. Знаете, очень страшно видеть, что твоя мама рыдает, а виной всему ты, вернее, твоё неправильное сердце. Я ведь тогда уже всё-всё понимала, знала, что без операции умру. А ещё помню, как потом мама с бабушкой ругались, думая, что я сплю. Мама считала, что меня обязательно нужно отдать в школу, чтобы я росла как все, а бабушка отказывалась. Ведь дети – источник инфекций, а мне категорически нельзя было болеть.
– И кто победил?
– Мама. Я целые две недели ходила в первый класс, потом заболела, выздоровела только к новогодним праздникам… В тот год ко мне перестал приходить Дед Мороз, просто оставлял подарки под ёлкой.
– Почему? – растерялся Александр от резкой смены темы.
– Потому что Деды Морозы тоже разносят вирусы, – засмеялась в ответ Анни.
Искренне так засмеялась, не смущаясь.
– Вы не думайте, я не была дурочкой какой-то. В семь лет я отлично знала, что приходит ненастоящий Дед Мороз, а завхоз из местного дома культуры, он жил через несколько домов от нашего, но… это был мой единственный гость за целый год. Ужасно обидно стало, что и ему теперь ко мне запрещено.
– Господи… – не сдержался Александр.
Маленький ребёнок, единственной радостью которого был завхоз в потёртом костюме Деда Мороза один раз в год. Безумие какое-то! Абсурд! Сумасшествие!
Ведь существуют врачи, больницы, клинические центры – огромные, занимающие не один городской квартал. Есть детские хосписы, в конце концов. Жизнь – та ещё сука. О справедливости в этом мире можно забыть, плюнуть и растереть, но детские хосписы, фонды, поддержка родителей – всё это существует. Должно существовать! Или этот мир совсем прогнил, до основания, до последнего трухлявого пенька прогнил.
– Потом всё стало хорошо, – одёрнула себя Анни, словно стремилась утешить Александра, как бы бредово это ни звучало. Его утешить! – Мама договорилась о домашнем обучении, ко мне приходила учительница три раза в неделю. Бабушке это не нравилось, но ведь есть закон об образовании, ей пришлось смириться. Я даже отличницей была, – с гордостью продолжила она. – А в девять лет меня с мамой отвезли в Израиль, сделали операцию, и вот… – Анни взмахнула рукой, походя при этом на Царевну-Лебедь, настолько завораживающим показался жесть Виссарионову.
