Я не был баловнем судьбы - страница 5

Об учебе в начальной школе у меня сохранилось довольно много воспоминаний, так как я был активным мальчиком. Классы по большей части состояли из детей старше меня на два-три года. А во втором классе к нам пришел мальчик на пять лет старше. Он был небольшого роста, но крепкого телосложения, что вызывало у нас зависть и уважение, все мы хотели быть такими же здоровыми и уверенными в себе. Но пока не получалось.

Первые два класса нас учила молодая красивая учительница Марья Михайловна, жена директора школы. Они жили в школе, у них рос маленький сын, и она всегда была в хлопотах о нем, а помощи ей не было, кроме как от мужа.

Учила она нас неспокойно, так как сама была издергана неустроенным бытом. Это отражалось и на нас. Иногда Марья Михайловна прибегала к физическому воздействию: если мы не слушались, она силой выталкивала провинившегося ученика из класса. Знаний нам она дала мало, так как учебников в достаточном количестве не было, канцелярских и школьных пособий не хватало, да и опытом и желанием учить она не страдала. В этом отношении учительница сильно отличалась от своего мужа, который был знающим и опытным учителем. Проучившись два года, мы научились читать, считать, писать, но делали это плохо, то есть читали без понятия и выражения, писали кое-как, то есть почерки у нас были ужасные. Тому способствовал и недостаток тетрадей с разлиновкой в тридцать две линии с косыми линиями.

Единственное, что запомнилось и, на мой взгляд, было хорошо, – это то, что Марья Михайловна задавала нам учить каждую неделю стихи и требовала выполнения своего задания. Какой стих учить, она не указывала, да это и было трудно сделать, так как книг для чтения у нас не было, поэтому мы все учили то, что нам нравилось. На уроках она заставляла читать выученные стихи наизусть. Хорошие стихи и выразительное чтение поощряла похвалой. Этот метод привил нам любовь к стихам, урок превращался в соревнование – кто прочтет стихотворение длиннее и лучше. В свою очередь, это развивало и укрепляло память детей.

Когда она ушла, мы о ней не сожалели, а принявший нас новый директор школы Виталий Иванович был поражен уровнем нашего обучения. На уроках чтения он подолгу объяснял нам, как надо читать тексты с учетом знаков препинания и смысла написанного. И к концу третьего класса мы все читали вполне прилично.

Плохой почерк учеников Виталий Иванович исправлял, заставляя нас два или три раза в неделю на протяжении всей учебной четверти оставаться после уроков и писать прописи в тетрадях. Это были трехлинейные прописи с косой линией, но в основном с двумя строчками и косой. Безоговорочная и суровая требовательность, проявляемая по отношению к нам Марьей Михайловной, помогла Виталию Ивановичу, тоже требовательному и упорному человеку, вести эти уроки, встречая большое старание с нашей стороны. Уроки не пропали даром. Диктанты, написанные нами в конце третьего класса, выглядели вполне удовлетворительно с точки зрения каллиграфии, а многие ученики писали просто прекрасно – четко и без помарок.

После двух-трех лет обучения часть учеников покинула школу. Некоторые ушли по причине экономических условий с учетом, что им уже исполнилось по 15–16 лет, другие – просто в силу старых традиций, которые тогда еще были сильны. Считалось, что много учиться, особенно девочкам, ни к чему, пусть их привлекают к помощи по хозяйству.