Я не препод, я Учитель! - страница 16

Но до этого было еще одно памятное событие. Тем же летом 5 августа мне исполнилось 10 лет – мой первый настоящий юбилей! Только вот никакого чудесного поздравления не случилось. Родители ушли на работу как обычно, а я осталась дома. Маленький Анатолий про дни рождений тоже знал мало, играл себе и не обращал на меня никакого внимания, сестра Нина куда-то убрела. Мне было бесконечно грустно, и растущая в груди обида заставила действовать. Решение о мести пришло быстро. Вооружившись тяпкой, я отправилась на дальние огороды. В те времена в городах было сложно с продуктами, страна только-только вставала на ноги. Неудивительно, что горожане сами вскапывали самостийные огороды. Выбирали в лесу (а мы жили на окраине города) ровные поляны, очищали от сорняков и засаживали картошкой. Ни заборов, ни иных ограждений не строили. В те времена и двери-то не всегда запирали, хотя благополучием, разумеется, не пахло, – были и грабежи, и кражи. Всего лишь за год до этого, когда я стояла в очереди за хлебом, доверчиво держа в руках сторублевую купюру, на глазах у всех ко мне подскочил мужчина, выхватил деньги и тут же исчез. Но вот огороды люди как-то не трогали.

Наша делянка располагалась километрах в двух от дома. Добравшись до нее, я рьяно взялась окучивать рядки. Делянка была не очень большая, но детских силенок хватило ненадолго. Уже к середине поля я крепко устала. И все-таки жар обиды придавал сил. Во мне всегда было что-то такое – не злость, не жестокость, а некий боевой настрой и готовность сопротивляться. Наперекор всему и через «не могу» – доказывать всем и себе, что я не сдамся, что я была, есть и буду! Возможно, это качество передалось от моего папы. Он тоже не умел работать плохо и вполсилы. На работе у него по этому поводу были даже конфликты. Как ударник он вечно висел на доске почета, собственным трудом доказывая, как много можно успеть сделать за рабочий день. Только вот равняться на таких всегда трудно. Тем не менее, государство корректировало нормативы именно под стахановских передовиков. А потому какой-либо любовью общество к ним не пылало. Вот и я не останавливалась, пока не прополола и не окучила все до единого рядка. Устала так, что, казалось, руки вот-вот отвалятся.

Когда я вернулась, родители были уже дома. Видок мой, конечно, их удивил – потная, чумазая, с тяпкой через плечо.

– Ты хоть знаешь, что у тебя сегодня день рождения? – такими словами встретила меня мама. – Тебя и подарок ждет, а ты вон что удумала – на огороде копаться…

Все тут же и разрешилось, и я снова была счастлива. Никто ни о чем не забыл, и мои родители по-прежнему меня любили. Подарочный кулек с конфетами действительно лежал на столе не тронутый – поджидал меня.

Мама отправила дочку-именинницу умываться, а мой гордый доклад об окученном огороде приняла, удивленно покачав головой. Ну, а про свою глупую обиду я родителям, конечно же, рассказывать не стала.

Праздничный чай с конфетами был чудесен, только вот сил на празднование у меня не осталось. Нацеловавшись с родителями, я прилегла отдохнуть на топчан и тут же уснула.

Жизнь в городе была пестрее, чем в деревне, но некоторые занятия у нас оставались прежними. Так летом мы ходили в лес за пиканами, крапивой, лебедой. Собирали землянику, костянику. Обязательным был поиск хвороста. Если с нами шел отец, то крепкой дубиной он сбивал с сосен сухие ветки. Мы подбирали их, обвязывали веревками, на спинах несли домой. Дрова по возвращении складывали в сарайчик возле барака. Он так и назывался – дровяник.