Князь Гостомысл покрутил головой из стороны в сторону и с силой потёр ладонями глаза, прогоняя сон.
Чуть слышно хрустнуло резное кресло, откликаясь на движения своего хозяина, колыхнулось пламя свечи, и снова в хоромах наступила тишина.
Он любил эти тихие вечера, когда можно было спокойно и без спешки подумать о делах государственных, разложить на столе берестяные грамоты, присланные с оказией от подвластных князей и воевод, вчитаться в слова, пытаясь уловить скрытый в них смысл и недосказанность.
Но не это его заботило ныне, не о том хотел князь поразмыслить, протягивая руку к большой стопке берестяных листков, лежащих на узорчатой деревянной полке. То были донесения соглядатаев, доставленные тайно с самого края страны, из тех мест, куда на отдых уходило солнечное светило. Поодаль от них виднелись грамоты, писанные рукой княжича Антона. И тех и других накопилось много.
Нынешняя грамота, присланная княжичем с оказией, мало чего нового могла добавить к тому, что уже известно было Гостомыслу.
Почти шесть лет минуло с тех пор, как молодечная дружина отплыла к берегам Варяжского моря. Туда, где даны – заклятые вороги новогородцев – захватили крепости и остроги, когда-то давно построенные ещё князем Волемиром для защиты дальних рубежей Биармии. Не особливо надеялся князь, что сможет молодой и дерзкий племяш его отвоевать назад земли, на которые он сам давно махнул рукой и смирился с их потерей. Уж слишком далеко они располагались от Новогорода, да и не хотел Гостомысл ратников своих опытных туда на погибель слать, потому отпустил всего три сотни своих гридей в поход с княжичем Антоном. Где-то в глубине души теплилась робкая надежда на его безрассудную отвагу, удачу и везение. И она совсем неожиданно оправдалась. С небольшой дружиной молодой викинг сумел в первое же лето, используя разные хитрости, освободить от данов реки, озёра и часть морского побережья. А через год, получив помощь от деда Харальда и матери Мэвы, на полутора десятках драккаров и лодий он уже начал расширять собственные владения в Варяжском море.
Предательски скрипнули половицы под тяжестью шагов идущего по переходу грузного человека, заставляя князя отвлечься от своих дум.
В приоткрытую дверь просунулась круглая голова ближнего болярина Таислава, единственного человека в городе, которому Гостомысл полностью доверял, а к советам всегда прислушивался.
– Дозволь войти, государь? – губы толстяка растянулись в улыбке. – Весна пришла, днём солнце припекает, а вот по ночам всё ещё холодно. Продрог я слегка, а у тебя тут натоплено изрядно!
– Заходи, грейся, – буркнул князь, не поднимая глаз на вошедшего человека, словно заранее зная и даже предугадывая каждое его движение. – Почто пришёл незваным? Иль какие вести принёс?
– Обходил я хоромы, на твоё оконце взглянул, а в нём свеча мерцает. Чую я, княже, не спится тебе. Знать, дело какое важное замыслил. Вот и решил проведать. Может, что присоветовать смогу.
– Что ж, нам с тобой есть о чём покумекать! – задумчиво проговорил Гостомысл, собираясь с мыслями.
Таислав не стал его поторапливать. Он скинул с себя тяжёлый меховой плащ, небрежно бросил на пол, а сам уселся на широкую лавку, привалившись спиной к стене, и приготовился слушать.
– Утром прискакали ко мне гонцы с грамотой от молодого бека Манассии, что нынче всей Хазарией правит, – начал разговор князь.
