Я слышу, как ты дышишь - страница 34

— И всё это время ты у неё шпильки воровал и предлагал бить тебя метлой?

Двейн опустил голову, тихо смеясь, Вера шмыгнула носом:

— Не хочется тебя расстраивать, но твоя стратегия — фигня.

— Я давно это подозревал, — кивнул он, доел свою порцию и заглянул в ковшик Барта, вздохнул: — Гадёныш, столько еды испортил, — придвинул к себе вместе с доской и стал отковыривать целые кусочки, Вера чуть серьёзнее спросила:

— А ты не пытался найти ту девушку, которая тебе пояс вышивала?

— Нет. Зачем? Я её вряд ли узнаю, много лет прошло.

— Она тебе не нравилась? — помрачнела Вера, он рассмеялся и качнул головой:

— Ей было восемь лет. В империи очень рано выходят замуж, маленьких девочек с пелёнок готовят к роли жены, они начинают искать мужа, как только начинают ходить, и часто влюбляются в мужчин гораздо старше себя, в два-три раза. Естественно, выходят замуж они, когда время придёт, и за более подходящих парней, но эта детская влюблённость — главный источник вдохновения для творчества, всяких сказок, песен и рисунков.

— Ну вот, а я думала, у тебя серьёзная любовь была.

— Была, — печально улыбнулся Двейн.

— И куда делась?

— Уехала в столицу. Она была очень красивым ребёнком. Когда ей исполнилось двенадцать, её перевели с кухни в главные покои, она прислуживала за столом господину. Однажды у него гостил какой-то чиновник из столицы, она ему понравилась и он купил её у господина за большие деньги, и увёз с собой в качестве наложницы.

— Это законно? — округлила глаза Вера, он кивнул:

— Да, меня господин купил точно так же.

Вера сидела молча, глядя в тарелку и пытаясь уложить это в голове, Двейн невесело усмехнулся:

— Я долго планировал выкопать деньги, сбежать и увезти её на корабле в Маялу, там нет рабства, мы могли бы жить как свободные люди. Ну, пока я планировал, другой взял и увёз. Быстрее надо соображать.

Вера набрала воздуха и замерла, пытаясь что-то ему сказать, но никак не могла придумать, что. Двейн на секунду поднял глаза, коротко улыбнулся ей и опять опустил, загадочным тоном сказал:

— Думаю, с новой девушкой будет то же самое. Намёков она не понимает, а говорить прямо о таких вещах не принято — она из знатной семьи, это неприлично, за это даже вызов на дуэль можно получить. Обычно такие вопросы решает старшая женщина, если бы в семье Кан она была, я бы к ней пришёл и попросил, но её нет. А я не молодею, вариантов всё меньше — один, наверное, умру.

Вера сидела с недонесённой до рта ложкой, и пыталась сообразить, что это сейчас было. Отрывать взгляд от стола казалось опасно, она боковым зрением видела неподвижные руки министра Шена, переплетённые пальцы. В повисшей тишине Двейн энергично отскребал тефтели от дна, с удовольствием жевал и тихо сам себе улыбался, посмотрел на министра Шена, на Веру, улыбнулся шире:

— А что это вы замолчали?

— Размышляем о преимуществах рабства, — не предвещающим ничего хорошего тоном процедил министр, Вера положила ложку, Двейн посмотрел на них обоих по очереди и сделал невинную светскую физиономию, обратился к Вере:

— А в вашем мире совсем нет рабства, нигде?

— Было, в древности, — схватилась за тему она, — практически во всех странах было в той или иной степени, были богатые и бедные, бедные много работали, платили налоги и не имели права покинуть территорию. В моей стране было не так жёстко, просто был определённый класс людей, которые управляли своей территорией и подчинялись царю, занимались налогами, принимали решения об использовании земли и рабочей силы. У них были деньги, они могли получить образование, в том числе военное, служили в армии на офицерских должностях. Но около ста лет назад было большое восстание, после которого расстреляли всю царскую семью, и поубивали или поссылали в глухомань почти всю аристократию, кто успел — тот перешёл на сторону победителя или сбежал, кто не успел — у тех всё плохо кончилось. Дома ограбили, собственность национализировали и стали распределять блага по-новому. Править стали как бы советы из простого рабочего народа, хотя по факту они просто постепенно создавали новую аристократию, не такую явную и без титулов, там всё держалось на связях и взаимных услугах, но всё равно расслоение общества на приближённых к власти богатых и простых рабочих людей осталось. Преемственность стала не так сильно выражена, подняться по социальной лестнице стало возможно, власть за счёт государства давала образование и продвигала способных учеников.