– Ну ничего себе, – если бы Лерочка была чуть мене воспитана, она бы присвистнула, а так только смотрела на «богатства» и качала ошарашено головой. – Вот это да!
Тут же крутилась Линка, абсолютно счастливая за возможность побыть «в раю».
– Смотри! – сияла она, как золотая монета. – А ещё у Юли есть шубка и сапожки! А ещё сарафанчик!
Она так радовалась, а я чувствовала укол совести: у Линки сапоги на ладан дышат, надо бы поскорей и ей купить, но пока на это нет денег, разве что аванс попросить…
– Слушай, он какой-то сумасшедший, твой Вересов, – шептала Лерочка, когда мы наконец-то уединились на кухне. – Но ты даже не смей мучиться! Это же была не твоя инициатива?
– Ну, я потребовала компенсацию за то, что меня от Островского выдернули, – честно призналась я. – А он – вот, – кивнула я в сторону комнаты, где теперь все вещи в мой шкаф не влезали. – Сам список составил, карточку дал.
– Ну и забей, – посоветовала подруга. – У всех свои причуды. У Вересова такие. Зачем этим забивать себе голову? Хочется ему – пожалуйста. Носи с удовольствием, оттеняй его красоту, – хохотнула она, припоминая всё, что я ей поведала, как на духу.
– Я ему не нужна, понимаешь? – вздохнула я тяжело. – В этом всё дело. Мне бы другую работу поискать на всякий случай. Я не уверена, что им руководил альтруизм и желание помочь брату. Не настолько же он меценат. Или настолько?
– Вот как раз и узнаешь, пока суд да дело, – Лерочка умела успокаивать. – А пути отступления мы поищем, обязательно! Я как бы тебя понимаю и поддерживаю. Всё это немножко подозрительно, что ли. Но, думаю, ничего критичного! Будем считать, что тебе повезло!
Можно и считать. Считать я умею. Но лучше бы, конечно, без подобных ребусов и потрясений обойтись. Как бы там ни было, но на следующий день я встала ни свет ни заря, надела тот самый сарафан из мягкой шерсти, что так приглянулся Линке, ослепительно белую строгую блузку, новые сапоги и полушубок, растолкала детей в школу-садик и отправилась покорять Олимп. То есть забирать документы и устраиваться на новом месте.
Вересов может придумывать себе что ему угодно, а я намеревалась всё же стать для него отличной помощницей. Главное – твёрдость и решительность. А остальное как-нибудь утрясётся.
Тётенька из отдела кадров в компании, где работал Вересов, смотрела на меня с жалостью. Или сочувственно. Злорадства я не заметила, а поэтому слегка расслабилась. Наверное, не все здесь будут настроены против меня. Но то, что кое-кому не понравлюсь, – однозначно.
– Это очень нужная и ответственная должность, – видимо, решила провести со мной «вступительную» беседу Аглая Марковна, – и мы давно обсуждали с Юрием Александровичем необходимость помощницы, но он не считал нужным вводить подобную штатную единицу. Вижу, кое-что изменилось, но, не скрою, вам придётся нелегко.
Она не договаривала, а по осторожным взглядам да лёгким намёкам я понимала: Марковна знает чуть больше, чем говорит. Она неболтливая, умная, очень прозорливая. Не обязательно хорошо знать человека, чтобы это видеть. К тому же, мне понравилась её нейтральность и умение держать оценочные мнения при себе.
По всей видимости, она была в курсе, как я к ним попала. И, к чести Вересова, он не спустил на тормоза моё появление, а, по меньшей мере, поставил Марковну в известность.
– Юрий Александрович очень нестандартный в работе, – подталкивала она меня к мысли, что «вам придётся нелегко» в её интерпретации – это слишком мягко сказано.
