– Саша, – зовет она – иди пить чай! – Я испекла пирог.
– А можно – я приду с друзьями?
– Конечно. – Она безотказна…
Раздвинут стол и самовар пыхтит… За чаем с пирогами собралась вся улица.
В ее доме праздник!
Седая женщина подходит к образу…
– По (ш) то не уберег… Мое – безгрешное дитя – всецело зависело от божьей воли.
Мой мальчик, в сущности, еще не жил… – Теперь всегда, до самого конца, мне – быть одной. Такая жизнь мне не нужна!
Москва, 11 августа 2018 г.
1944 год. Западный фронт. Наши войска гнали немцев назад, в Германию, а следом медики развертывали прифронтовые госпитали.
В одном из них, на железной койке, забинтованный с головы до ног, лежал молодой боец. Он был без сознания. Врачи ставили ему тяжелую контузию.
Оленька – медицинская сестра, нянечка и уборщица в одном лице, старательно работала тряпкой в бараке, приспособленном для госпиталя. Опуская тряпку в ведро, она каждый раз обводила глазами раненых солдат: – Не нужна ли кому ее помощь?
В очередной раз, оглядывая подопечных, она заметила внимательный взгляд, устремленный на нее из одинокого глаза, едва заметного за слоем бинтов. Оля оставила в покое тряпку, окунула руки в ведре с чистой водой, которое всегда, на случай, ставила рядом, и подошла к забинтованной мумии.
– Я – Оля. Как зовут тебя, – и она наклонилась поближе к забинтованной голове.
– Ва-си …, – послышалось сопение…
Вася, значит, – повторила Оленька, принявшая сообщение на подсознательном уровне. – Тебе что-нибудь нужно? – Раненый молчал.
Оля взяла солдата за руку: – Если тебе, что нужно, пожми мою руку, а я буду называть желания: Пить…, туалет…, врача…. – перечисляла она.
Солдат молчал, не спуская с нее взгляда. Оля забеспокоилась и пошла искать врача.
– Очнулся – это хорошо, сказал Степан Егорович – главный врач по госпиталю. – Сейчас постараемся его посадить, обработать раны и сделать новую перевязку.
Оля засуетилась, но врач строго сказал: – Иди, миленькая в другую палату. Тебе этого видеть не надо.
Девушка забрала ведра, подтерла лужи и вышла. – Почему Степан Егорович отослал меня… В чем дело, – беспокоила ее мысль. Когда она позже снова вошла в палату, солдат спал. Но теперь кроме одного глаза в разрезе бинтов просматривался рот и кончик носа.
– Так –то, лучше, – подумала Оля. Здороваясь с солдатами, она обошла все койки, примечая кому, что и как она должна оказать помощь.
Оля была сиротой и ютилась по углам знакомых и жены, погибшего брата. Госпиталь, где ее встречали добрые взгляды и ласковый оклик, стал ее домом.
В очередной раз, делая уборку палаты, она опустилась на колени, чтобы дотянуться тряпкой до последней половицы под койкой, вдруг почувствовала на своем плече руку. … Такое бывает. В бреду больные машут руками, пытаются подняться и куда-то бежать… Осторожно, поддерживая руку, Оля привстала и осмотрела забинтованного солдата.
– Вася… Здравствуй… Как, ты… Что-то хочешь сказать?
Оля погладила ладони больного: – Скоро обход врача и перевязка… Будут хорошие новости… Но солдат молчал.
Видимо, речь еще не восстановилась, – подумала девушка. Спросить об этом у Степана Егоровича она не решалась. Не потому, что он строгий. А потому, что он все еще не допускал ее к перевязкам Василия. Почему? – оставалось для Оли загадкой. – Ладно. Расскажет сам, когда придет время…
Время пришло. – Оля, сегодня, ты будешь мне помогать, – сказал на утреннем обходе Степан Егорович. – Приготовь все для снятия швов у Василия. И без всяких там эмоций.
