Что поделать, с подругами у меня всегда был напряг. Как бы мило не начиналась дружба, заканчивалось всё заклятой враждой. Нередко доводящей до забитых стрелок за школой.
Ви говорила, что всё это — последствия моей прямолинейности, которую часто путают с оскорблениями, но даже если и так, то моя какая в том беда? Если человек — тупица и не улавливает разницы, чья это проблема?
Короче, только сестра рядом всегда и была: терпела, выслушивала и даже периодически сочувствовала. Правда чаще, конечно, всё же ругала — несмотря на, по сути, нулевую разницу в возрасте и одинаковое воспитание, взгляды на многие вещи у нас кардинально отличались. Как и характеры.
Тормознув возле главного входа, где в любую погоду и время года торгуют венками с искусственными букетами, оставляю ламбу на обочине и прохожу через главные ворота в обитель мёртвых.
Тихо как на кладбище — шуточка как нельзя уместная, потому что здесь действительно до мурашек тихо и безмолвно. Лишь ветер играет с густой листвой, создавая лёгкий шелест.
Людей, в смысле тех, кто ещё дышит, практически нет. Так, промелькнёт печальная тень то там, то здесь, но редко и где-то совсем уж вдалеке. Территория-то огромная.
Долго петляю между низкими оградками, пробираясь к нужной, давно без особого интереса скользя взглядом по чужим могилам: у кого-то с заботой ухоженным, а у кого-то словно давно всеми забытым. Настолько те были заросшие.
Первое время, конечно, было иначе. Первое время я подолгу бродила и вглядывалась в лица на памятниках, пытаясь угадать: что же могло с ними случиться?
Со стариками-то всё понятно, а молодняк? Несчастный случай, болезнь, роковая случайность? Самое жутко было видеть совсем детские фото. Вот от этого внутри реально ножом наживую резало.
По прошествии недель градус сочувствия заметно снизился. Как и очерствела собственная гнилая душонка, отключив те рычажки, что отвечали за генерацию жалости.
Увы. Человеческая натура подлая и двуличная. Она очень быстро кладёт на проблемы и боль других. Даже если те прямо на твоих глазах захлёбываются слезами, без пяти минут схоронив близкого.
Кстати, сама я не плакала.
Ни до похорон, ни на них, ни после.
Честно говоря, меня тогда накрыл такой неадекватный паралич, что сальные железы будто забило грязью. Всё, что я могла — это истерично ржать на поминках, вгоняя всех гостей в шок.
— Ну дарова, сеструндия, — забираюсь с ногами на скамейку, разворачивая пакет и надкусывая круассан. — Ты не поверишь, что я вчера учудила. Спрыгнула с моста, прикинь? В ледяную воду! Метров с шести точно. Хрен знает, как решилась, но едва к тебе не присоединилась. А то бы скоро рядышком лежали и мраморный памятник уже на двоих бы заказывали, — в несколько укусов проглатываю скромный завтрак и лезу за вторым. — А знаешь, кто мне помог? Спиридонов, прикинь! Сама в шоке. Но и это ещё не всё. Ты, главное, не падай в обморок: мы той же ночью ещё и перепихнулись.
Симпатичная и по наивному миленькая девушка, смотрящая на меня с портрета в рамке с ленточкой, прислонившегося к кресту, разумеется, ничего на это не ответила.
Однако я уверена, будь Ви жива — она бы давно проела мне плешь за один только факт того, что я пошла по её стопам, сгораемая жаждой мести.
— Знаю-знаю, ты бы не одобрила, но не тебе читать мне мораль, — кроша слоенным тестом на колени, огрызаюсь заранее. Со стороны, наверное, я напоминаю чокнутую. — Я всегда была с прибабахом, помнишь? Ходячей проблемой. Это ты у нас была правильной пай-девочкой, маминой гордостью. Так что я искреннее надеюсь, что тебя этот козёл не успел оприходовать. Потому что если да, то тогда... То тогда это полный писец и мне придётся отравиться хлоркой, отмываясь.
