– Ладно, Михей, не серчай, это я так, сгоряча. – Петр вдруг вспомнил, как звали молодого казака, ведь он был его земляк из Пелыма. – Не робей, казак, побьем мы этих нехристей. – И ободряюще кивнул ему.
Петр Албычев в казаки никогда верстан не был, но к обращению – атаман, уже привык и смирился. В походных условиях, а тем более в боевых, как говорится, не до чинов и титулов, а атаман для казака всегда звучит уважительно и предельно понятно.
Несмотря на молодость, Албычев, уже не раз участвовал в сражениях с сибирскими татарами и самоедами и потому страха не испытывал, а только задор и злость.
Несколько минут потребовалось ему, чтобы обойти крепостную стену. Сам по себе острог был небольшой. Поскольку находился примерно на полпути от Кетского острога до нового, пока еще не существующего Тунгусского, то и строили его как временный опорный пункт. Ширина его была не более двадцати и длина около тридцати саженей, может чуть больше. Единственные ворота выходили к реке, рядом с ними была смотровая башня высотой около пяти саженей.
– Какие будут указания, атаман? – Перед Албычевым стоял десятский Васька Бугор. – Может первыми, начнем?
– Нет, Ермолаич, не начнем. – Сурово посмотрел на земляка Петр. – Не думай даже. По пустякам с инородцами ссориться и первыми войну начинать государем не велено. Подождем.
Петр оглядел крепость, словно ища кого-то и заприметив возле амбара знакомую фигуру подьячего Ивашку Дементьева, громко окликнул его.
– Что прикажешь, атаман? – Подскочил Ивашка, услужливо заглядывая в глаза.
– Выдай-ка каждому десятскому для его бойцов вина хлебного, да чтоб только по чарке на брата. Это не для пьянки, а для сугрева. Но больше чтобы ни-ни. – Он поднес кулак к носу испуганного подьячего.
Слабенькое-то, ягодное, винцо было тогда почти в каждой острожной избе и землянке, а вот горячее, хлебное вино, то что горело синим пламенем, выдавалась строго по распоряжению самого Албычева и хранилось в амбаре у подьячего Ивашки Дементьева под строгим учетом и контролем.
***
Хотя до восхода солнца было еще далеко, но уже посветлело, и можно было, без труда разглядеть, как в дальнем углу крепостной стены, возле медной пушки, копошились двое тобольских стрельцов, готовясь по команде бабахнуть картечью по неприятелю. Стрельцы и казаки аккуратно расставляли свои луки и колчаны, готовясь к отражению атаки тунгусов.
***
Все служивые, участвующие в походе, были на тот момент неплохо вооружены. Кроме обычного лука со стрелами, сабли, топора и пики у каждого было еще и огнестрельное оружие – пищаль, либо заграничный мушкет.
***
– Ну, что там? – Спросил Петр у десятского Васьки Скурихина, отвечающего за две медных пушки.
– Идут, черти узкоглазые. Командуй, атаман.
Едва Петр добежал до ближайшей бойницы, как свистящий шквал стрел ударил по крепостной стене. Кто-то из казаков вскрикнул, застонал и выругался матом.
– Видать задело уже кого-то – Мелькнуло в голове.
– Целься, казаки! – Заорал он что было мочи. – С нами Бог. Огонь!
Залп получился вразнобой. Не все вовремя услышали команду, но результат поразил даже самого Петра. Десятка два тунгусов повалились в снег. Некоторые, вероятно раненые, корчились и громко что-то верещали на своем языке, кто-то стонал, кто-то лежал не шевелясь.
– Казаки, огонь! – Снова крикнул Петр и взмахнул рукой с зажатым в ней пистолем.
Снова грянул залп, это заряжающие, как и было заранее обговорено, передали стрелкам вторые, заряженные уже ружья. Следом утробно ухнула пушка, за ней вторая и все окуталось белым едким дымом.
