Анастасия. Я-то в курсе, а она по малолетству упустила. (Петру Игоревичу) С чего у нее желание-то проснулось? Ее и собственные вещи стирать не заставишь. Как вы сумели на работу по дому ее настроить?
Петр Игоревич. Я бы майку еще поносил, но она сказала, что от моей майки…
Гурышев. Запашок?
Петр Игоревич. На пенсии человек нередко ощущение приличий утрачивает. Поблизости лишь родня, а ради родни и майку менять лень. Да и зачем менять, когда вы сами мне говорили, что от стариков ничем не пахнет?
Гурышев. От опрятных старичков нет, а от запустивших себя не приведи как потягивает. Старую бомжиху у «Спортмастера» недавно видел – аромат от нее лился сшибающий. Твердую грушу она грызла.
Анастасия. Зубы сохранила.
Гурышев. И деньги на грушу имеет!
Анастасия. Сколько сейчас груши стоят, я знаю. Не подступишься к грушам.
Лыбова. Грушу ей могли добрые люди дать.
Петр Игоревич. А зубы у нее, наверное, не свои – вставной челюстью она грушу.
Гурышев. На твою челюсть мы, папа, всем миром еле набрали. Откуда у нее на челюсть?
Лыбова. Она же не с детства бомжует. Еще недавно, скорее всего, по-человечески жила. Не с теми связалось и квартиру отжали.
Анастасия. У вас так же было? Мы слышали, вы у подруги живете. А ваша квартира куда подевалась?
Лыбова. Говорить о моих невзгодах мне…
Петр Игоревич. Не выпытывайте у нее!
Гурышев. Ты, отец, снова в психоз не впадай. Пусть расскажет – убудет от нее, думаешь?
Петр Игоревич. Что бы там ни было в прошлом, вопрос с квартирой для нее решен!
Гурышев. Жить она будет с тобой, но собственной квартиры у нее…
Петр Игоревич. Эта!
Гурышев. Эта квартира твоя. Ты же не настолько обезумел, чтобы на нее ее переписать?
Петр Игоревич. Документ еще не составлен, но позвольте вам заявить, что после моей кончины квартира перейдет не вам, а ей.
Гурышев. Тебе, отец…
Петр Игоревич. Безапелляционно заявить!
Гурышев. Ты, отец, сейчас дикость творишь. Как бы у нас с тобой ни складывалось, мы тебя любим! А она нет!
Петр Игоревич. Возможно. Но я-то ее люблю. И что вполне адекватно, желаю создать ей условия. Я умру, а моей любимой женщине, значит, броди и у подруг уголочек ищи?
Гурышев. Не заслуживает она твоего дара…
Анастасия. Ты про нас скажи! Скажи, что остаться без наследства мы не заслуживаем!
Гурышев. Что бы я ему ни сказал, не разогну я его, любовью скрученного.
Петр Игоревич. Ты, сынок, в безысходность не погружайся. После моей смерти и вам кое-что достанется.
Гурышев. Буйняковскому от его умершей матери красивые коробочки от конфет и печенья достались. Старуха их собирала и из-за слабоумия дорожила. Буйняковскому хотя бы брат машину завещал.
Петр Игоревич. Вам от меня подороже машины кое-что перейдет.
Гурышев. Да нет у тебя, отец, никаких ценностей… ну что ты болтаешь, не чокнулся же ты в самом деле!
Анастасия. Так и есть, мне кажется. Предназначенной нам собственностью он как полоумный разбрасывается. Ваше завещание мы в судебном порядке, возможно, оспорим.
Гурышев. Не будем мы этого делать.
Анастасия. Без борьбы отдавать ей квартиру нам с тобой…
Гурышев. Привлекать посторонних я не стану! Пусть себе живут.
Петр Игоревич. Спасибо, сын.
Гурышев. Тебе все-таки повезло, что я художник.
Действие третье.
Петр Игоревич подрагивающей рукой расставляет на столе чашки, размещает у чашки по шоколадной вафле, сидящий сын усмехается.
Петр Игоревич. Невообразимая гнусность, сынок… на склоне лет меня подкараулила.
