- И тебе доброе утро, карга старая! - расфыркалась я. Почему-то бабкина "царевна" меня раздражала. Титул княгини я получила не по рождению, а по замужеству - родители сговорились о браке с родовитым княжичем. Но счастливой семьи не получилось. Я чувствовала себя ненастоящей неправильной, словно место чужое занявшей. При жизни терпела ради дочек, а сейчас... Сейчас за душой было только имя да избушка бывшей язычницы.
Подходящий набор для царевны!
Бабка с ехидной улыбкой погрозила мне пальцем:
- Ты, девка, глазами не сверкай, а на волос мотай! Ещё вспомнишь Весю добрым словом!
Угу! Добрых - и особенно, матерных слов для мокошниц никогда не жалели!
- Ты сказала, что ждала меня, - намекнула, уводя разговор в нужное русло, - что про нечисть в округе знаешь?..
- Уж чего не ведаю, того не ведаю, - пробурчала Веся и поманила меня крючковатым пальцем, - заходи, на пороге не стой - примета дурная.
Я безропотно последовала за бабкой. Мокошницы мало понимали в навях, но других язычников в деревне не было. К тому же, Веся заканчивала академию... пусть и лет сто назад, судя по её виду.
У бабкиных дверей я удивлённо вскинула бровь. Под крючком, на котором болтался старый фонарь, неизвестный художник намалевал мелом страшненькую рожицу.
- А, мальчишки хулиганят, наверное, - отмахнулась Веся, - уже не один дом исчеркали, никак поймать гадёнышей не могут. Местному полицаю жаловались, даже седалище своё не поднял, хряк эдакий!
Крепко, стало быть, жителей хулиганы достали!.. О полицае в деревне ходили легенды. Лет пять назад отставного стража прислали в Пограничную... и больше его никто не видел. На рабочем месте, естественно. За порядком в основном следили местные парни на добровольных началах, да солдаты из ближайшего гарнизона.
- Ты присаживайся, отвара тебе налью горяченького. Околела небось, пока со своей горы добежала! - распорядилась бабка. Дом у неё был совсем маленький - едва кровать со столом помещались. Я упала на видавший виды стул и вздрогнула, когда хлипкие ножки зашатались. Но пронесло.
На столе не было ни чашек, ни плетённой корзиночки с сушками - выходит, гостя чаем не угощали.
- На тебя он похожий, - вдруг выдала бабка, перехватив мой взгляд, - снаружи живой, внутри мёртвый, надежду потерявший. Гордый слишком, чтобы помощь принять. И не забыл, и ошибок не простил. Вот скажи, кого ваша гордость счастливее сделала?..
- Никого, - флегматично согласилась я. Очень флегматично! - От гордости одни потери. Но иногда невозможно иначе. Просто невозможно. Себя потеряешь, если на попятную пойдёшь. Видно, твоему гостю, Весь, это тоже знакомо. Со стороны легко размахивать словами.
- Отчего ж... - потянула она, - я, Алесса, в своё время в столице жила, от клиентов отбоя не знала. Много слышала, много видела. Поэтому и доживаю свой век в Пограничной - сил моих терпеть чужую боль нет. Но ты как появилась, спокойствия мне лишила. Хочу я помочь...
Сжала протянутый отвар в руках и не удержалась, посмотрела в красноватую воду. Днём глаза не горели - спала навья кровь. Чем мне можно помочь?.. Самоубийце, бывшей нечисти, случайно занявшей чужое здоровое тело?.. На меня охоту объявлять надо, как на редкую тварь!
- Не понимаешь ты, девка, - зацокала Веся, будто мысли мои прочитала, - не в навьей крови дело. Ты живая, и захочешь, детей заимеешь - силы в тебе достаточно дурную кровь подавить. Проблема в том, что умерла ты не на верёвке. Умерла ты, когда сердце своё закрыла. И по сей день не оживёшь.
