За солнцем - страница 7

Через несколько лет после рождения Гриза его родители решились бежать из каньонов. Отец отдал все деньги за волшебное средство, что должно было смыть клеймо. Гриза оставили Атши, пообещав забрать их обоих, – отец верил в какое-то новое дело, новую, счастливую судьбу.

Гриз не знал, что с ними потом случилось. Может быть, на границе каньонов из клейма вырвалось пламя Дома и сожгло беглецов. Может, обвал убил обоих в туннелях или оборвался один из мостов.

А может, они и правда сбежали, зажили где-то счастливо. Конец истории зависел от настроения Атши.

– Почему же она не ушла из каньонов? Не вернулась к своим?

Гриз помолчал, уставившись в землю. Потом произнёс – чужим, заветренным голосом, наверное, повторяя чужие слова:

– Простой человек может сменить судьбу много раз. Но уйти с Пути можно только навсегда. Тот, кто возвращается, для них другой человек, чужак. Её бы не приняли.

– Несправедливо.

Гриз вздохнул – приглушённо, как из-под тяжёлого камня.

Домой возвращались молча.

История растревожила Анкарата. Как помочь Атши? Без настоящей работы Гриз никак не мог облегчить её участь.

В мастерской Килча качался сумрак. Свет магических ламп и живой огонь искристыми вихрями кружили над амулетами. Пахло дымом, нет, множеством разных дымов – сухих и масляных, багряных и белых. Чтобы заключить в амулет искру волшебства, нужно было сжечь живую руду, расплавить металл, поймать душу и суть нужного элемента, найти подходящий знак. Когда-то – очень давно – мама рассказывала об этом, хотела, чтобы Анкарат научился. А потом раздумала, сказала – не приближайся, это не для тебя, у тебя другая судьба.

– Когда ты уже решишь? Будешь его учить?

Из волн мрака блеснуло увеличительное стекло, мелькнули руки в защитных перчатках.

– Я ведь просил, – кашлянул Килч, – не нужно сюда врываться…

– Отвечай!

Килч отложил работу. Амулет затрещал, как уголь в костре. Зашипел и стих.

– Всё не так просто. Я не могу доверить искусство своей семьи мальчику, который выучил пару знаков и решил, что может колдовать. Даже если это твой друг и ты ему веришь. Думаю, и в дом его пускать не следовало.

– Это не тебе решать! – обрубил Анкарат. Килч не ответил, лишь амулеты опасно сверкнули. Анкарат заговорил тише – если шуметь и ругаться, ничего не получится. – Хоть испытай его! Не доверяй никаких тайн. Если обманет – я с ним разберусь, обещаю!

И, не выдержав, рассказал, что узнал от Гриза.

Килч всё молчал. Мрак плыл мимо, душистый и плотный. Анкарат вдруг увидел, как амулеты ловят блики подземного солнца.

– Красивая история, – отозвался Килч наконец. – Ладно. Пусть приходит завтра. Посмотрим, что из этого получится.

Сказал с улыбкой, но улыбкой почти обречённой.

«Разозлился, наверное, что я ему нагрубил. А как ещё убедить!»

В дверях Килч окликнул его:

– Ты-то сам не хочешь учиться?

– Нет! У меня другая судьба.

Когда свет её глаз был хорошим, она говорила:

«Ты будешь сражаться, никого не найдётся сильней и отважней, не только в Городе Старшего Дома, нет, до самого края земли – и дальше, и тогда все увидят, они увидят, и он увидит!..»

А когда свет становился плохим, говорила другое:

«Всё, всё разрушил, я вижу – это словно проклятье, знак, прожигающий время насквозь, с тобой удача, огромная, незаслуженная удача, но ты несёшь только горе, поймёшь, узнаешь, он знал, сразу понял, потому и прогнал!» – И голос её размывали слёзы, дрожь – как эхо дрожи в глубине земли. Анкарат верил: она говорит об одной судьбе, об огромной силе, о том, как он станет непобедимым. Просто видит её в разном свете, хорошем и злом. Хороший свет был её любовью, восторгом, обожанием больше неба, злой – ненавистью жгучей и чёрной. Они вплавились друг в друга, как клятва Старшего Дома вплавилась в её сердце.