Да, ей было плохо, и вслед за кивком учительницы она выбежала в коридор, чтобы через него оказаться в туалете. Урок начался без неё.
Не бойся – задребезжали оконные стёкла, и Аня, стоя перед унитазом, поняла, что всё вроде бы в порядке. Она подошла к перечёркнутому решёткой окну, не понимая, может ли вернуться, и страх снова хлынул волной. Страх из-за того, что это вот-вот случится. Но что же здесь такого страшного? Что?
Неясно. Аня простояла у окна в туалете чуть ли не половину урока, пока туда не заглянул кто-то из одноклассников, и, предупредив учительницу, пошла в медпункт. Там на неё, конечно же, поворчали, сказав о том, что завтракать нужно нормально, а не бутербродами с колбасой из туалетной бумаги, и ничего не дали, потому что всё испарилось само собой. Аня побродила по школьным коридорам, решив не идти в тот день на православную культуру, и вернулась в класс уже тогда, когда на замену учительнице рисования пришла их классная руководительница.
Аня не хотела рассказывать ей о том, что случилось, и дёргать маму с работы, а потому промолчала. Она всё же беспокоилась о том, что это вернётся, и думала совсем не об уроках. Но всё было хорошо, и домой Аня добралась тоже благополучно, пусть и без сухариков из ларька по пути.
Вечером она призналась во всём маме, и та решила, что нужно сходить к гастроэнтерологу. Рассказала о том, что значит «глотать лампочку», и о том, что теперь это нужно сделать. Лёжа перед сном в темноте, Аня представляла себе, как врач проталкивает ей в горло настоящую стеклянную лампочку в форме груши, но та всё никак не лезет; и ей почему-то хотелось плакать.
На деле это оказалось не так уж невозможно, но всё равно страшно и противно. А самое главное – зря. Врач не увидел ничего существенного, сказал, что по его части Аня здорова, и порекомендовал сходить… – на этом месте он немного запнулся – к неврологу.
И через несколько дней Аня с мамой были уже у него.
– Стрессы в последнее время переживали? – спросил невролог, глядя Ане почему-то в лоб.
– Бабушка умерла летом, – ответила мама, сидевшая на кушетке сзади.
Врач взял бумажку из блока для заметок, чиркнул на ней что-то, протянул маме и сказал:
– Тогда вот, попейте.
Она с недоверием посмотрела на врача, и тот добавил:
– Реакция на стресс. В школе, главное, не наседайте сильно. А то начнёте там, грамоты, олимпиады…
* * *
Грамоты и олимпиады начались, но чуть позже. А пока, придя на урок православной культуры через неделю, Аня опять просидела его в туалете и не могла вернуться в класс. Там её ждало то, от чего начиналась тошнота. Потом же, когда пожилая учительница рисования уходила и начинались другие уроки, всё продолжало идти своим чередом.
Может, она боялась эту учительницу? Так первым делом и подумала мама. Аня отмела эту версию сразу же, ведь на уроках рисования всё было хорошо. Дело было именно в уроках православной культуры, и не только в здании школы – когда их класс повели на экскурсию в церковь, дорога прошла нормально, а вот на месте Ане понадобилось выйти на улицу и ждать, когда перестанет волнами накатывать страх.
Мама не была ни атеисткой, ни истово верующей, и Аня относилась к религии так же спокойно. Непонятно было, в чём проблема и почему она реагирует именно так. Мама с Аней недоумевали, раздумывали, смеялись и наконец решили, что нужно отказаться от уроков православной культуры индивидуально.
