Забери меня, мама - страница 11

Но как это взять? Четвёртый класс – даже не середина школы. Когда-нибудь она вырастет, узнает много, окончит школу и институт, станет по-настоящему умной и узнает как. Но сейчас она просто не может. Наверное, другие знают лучше, а учительница, назвав её первой, просто ошиблась. Взрослые ведь и вправду знают не всё.

Ворона вспорхнула с ветки. Блестя чёрными крыльями, она сделала круг и села у окна. Стукнула клювом в стекло, и стали хорошо видны такие же чёрные, как и крылья, глаза-бусинки.

Не думай и просто бери. Твоё – пульсировало в голове.

Незнакомая учительница, наблюдавшая за участниками олимпиады, и остальные заметили ворону и зашушукались. Аня, наоборот, забыла про неё и начала выводить на двойном листке буквы, слова, предложения.

Но это было не то, чего она хотела. Это были всего лишь буквы. А то, что нельзя было выразить словами, так и висело над ней. Висело оно и тогда, когда Аня разгладила исписанный двойной листок, встала с места и пошла к учительскому столу.

«Так быстро? – спросила наблюдательница, взяв листок в руки. – Может, ещё подумаешь?»

Думать было больше не о чем и писать тоже нечего. Взять это всё равно было невозможно. Хотя бы пока.

Но и отделаться от этого Аня тоже не могла: теперь оно было везде. Случайно услышанные чужие слова будто дёргали за нить, крепившуюся к чему-то в голове, и опять начинало мутить. Нить уводила туда, где Аня ещё не бывала, к тому, чего она ещё не видела и пока не могла понять. Аня села на скамейку в раздевалке, накинула ветровку прямо не снимая рюкзака и стала ждать, надеясь привыкнуть.

Новенькая вышла из класса одной из последних, уже после звонка.

– Ну чего, пойдём? – спросила она.

Аня встала и молча кивнула. Вместе они пошли к новенькой в гости, как и договаривались: тут было недалеко. Шли и ели сухарики из ларька – желудок теперь не беспокоил, и было можно. Говорили про олимпиаду: новенькой задания показались несложными. Может быть, другие могут взять своё, а Аня нет?

Пройдя сквозь лежащий в низине частный сектор, через берёзовую рощу, и аккуратно, как говорили им взрослые, преодолев железнодорожный переезд, они добрались до своего микрорайона. Эти дома построили тут, ещё когда только родилась мама, и теперь они стояли, напоминая всем, что такая эпоха была. И жили в ней по-другому – совсем другие, наверное, люди, не такие как сейчас, и было перед этими людьми за что-то немного совестно.

Дом новенькой смотрел на заросшее кустами побережье, откуда тянуло сыростью, а вот в подъезде запахло мусоропроводом. Притаившийся в углу у лифта большой паук быстро уполз, когда открылись двери. Аня с новенькой зашли внутрь, и пол даже под их весом качнулся, а потом они поехали наверх, мимо всех, кто жил на каждом этаже, в каждом крыле и в каждой квартире. От них к Ане всюду тянулись те самые еле видимые нити.

Сердце новенькой билось совсем рядом, отстукивая слова, которые просили их расшифровать, и Аня затаила дыхание. Восьмой этаж – говорило сердце.

Выйдя из лифта, новенькая открыла железную дверь. Аня шагнула за ней в узкий, как змея, коридор, а нити всё тянулись и тянулись следом. Триста двадцать шесть – продолжало биться сердце новенькой, а Анино вспыхнуло: берегись.

Она остановилась, глядя на то, как новенькая подходит к двери, медленно достаёт из дальнего кармана ключ и проворачивает его в замке.