And I know that I never will.
Oh my baby, baby,
I want you so it scares me to death
I can't say anymore than I love you,
Everything else is a waste of breath.*
Папа слышит мои шаги, поэтому перестаёт играть и смотрит на меня, пока я медленно подхожу ближе.
– Ты давно не пел её, – подмечаю я и загибаю пальцы, остановившись в метре от папы. Он кивает и откладывает гитару в сторону. Я направляюсь к балюстраде и упираюсь в неё локтями. Папа подходит ко мне и становится так же. На улице уже заметно потемнело и похолодало. Руки покрываются мурашками, когда дует ветер.
– Как прошла свадьба? – интересуется отец и поворачивает голову.
– Сегодня я стала свидетелем ужасной сцены, – негромко начинаю я и опускаю голову. – В здание, где происходила свадебная церемония, направлялся парень, но, когда он доставал платок из своего кармана, у него выпал значок Сапсанов. Я не успела даже моргнуть, как этого бедного парня схватили солдаты и уволокли в машину. Какая-то женщина стояла неподалёку и не понимала, что происходит. Её тоже схватили и что-то вкололи.
– Никто не заметил, что ты видела?
– Как видишь я здесь и всё ещё помню эту ситуацию, – бросаю я и заглядываю в глаза папы. – Что будет с тем парнем?
– В лучшем случае ему очистили память, а в худшем… – папа замолкает, сделав глубокий вдох, и не решается даже продолжить. Я и без этого понимаю, что может быть в худшем случае.
Отворачиваюсь и смотрю прямо, пытаясь высмотреть границу, но это невозможно. Я молчу некоторое время, но на языке вертится вопрос, который я все-таки озвучиваю.
– Раз здесь так плохо, почему ты вырастил меня в этой стране, а не у Сапсан?
– Эта страна не идеальна, но она хотя бы даёт тебе безопасность, Леа. Если бы ты жила у Сапсан, то с детства бы была солдатом, жила с угрозой для жизни. На лагеря Сапсан постоянно нападают и убивают много людей. Из двух зол я выбрал наименее вредное. Так лучше для тебя.
– Но ты даже не собирался рассказывать мне о Сапсанах, папа! – Раздраженно бросаю я и хлопаю ладонью по перилам. Браслет звенит о дерево, и я отдёргиваю руку.
– Мне жаль, что ты таким образом узнала обо всём, но до этого момента не было необходимости посвящать тебя во что-то. Не было опасности, и я хотел дать тебе покой.
– А в итоге дал мне иллюзию. – Я выпрямляюсь, глядя на него. – Ты даже сейчас говоришь со мной как с гражданкой, а не как с дочерью.
Он молчит, а меня захлёстывает горечь обиды, и впервые я не даю ей остаться внутри меня.
– Просто сегодняшний случай… он разрушил последние остатки веры, ещё больше поменял моё мнение о нашем государстве. Я уже не знаю кому можно верить. Даже тебе.
– Леа, я…
– Мне надоели эти тайны, – обрываю папу, не дав возможность договорить. – Я хочу, чтобы в этом ужасном мире хотя бы ты был со мной откровенен. Однако ты не можешь.
С каждым словом я отталкиваю от себя папу всё дальше и дальше. Не принимаю единственного близкого человека в моей жизни. Та связь, которая была у нас с моего рождения, начинает теряться в тумане. А во всём виновата такая ужасная ложь.
Скрывая свои слёзы, я разворачиваюсь и ухожу в дом. Запираюсь в своей комнате и утираю мокрые полоски с щёк. Внутри всё жжёт от досады, и я падаю на кровать, уткнувшись в подушку. Мои пальцы нащупывают бумагу под ней. Я замираю, но после быстро достаю записку, включаю свет на прикроватной тумбочке и читаю послание.
«Приходи сегодня к границе после начала комендантского часа. Я тебя встречу.
